Гость внутри
Шрифт:
Отец. Он пришел позже, работал. Когда увидел сына, молча крепко обнял, хлопнул как-то неуклюже по спине и пошел на кухню доставать из шкафчика чекушку.
Некстати вспомнилась Танюшка, отозвалась в душе болезненным отголоском.
– Танюха, я вернулся, заходи! – весело в трубку.
– Леша, – несколько растерянное. – Мы через полчасика зайдем.
– Кто это мы? – Все еще веселый, не понимающий.
– Я и Женя, мой муж…
Муж! Вот так вот. Общество бывшей невесты и ее мужа выдержал стоически, хоть и возникло желание надраться.
Потом Толик. Сперва веселый, с женой, что через слово напоминает ему закусывать. Затем жена становится недовольной, нервной. Толька еще пошутил как-то неудачно, что Мила в таком настроении выглядит отнюдь не мило. Та развернулась и ушла. Потом пришел еще кто-то, потом все разошлись. Остался только в хлам пьяный Толик, сетующий на тяжкие отношения с женой, которая даже выпить по-человечески не дает.
Наутро помятый Толик извинился и тоскливо поплелся замаливать грехи перед разъяренной супругой. А Беляев остался пьянствовать с еще одним давним знакомым. Откуда он взялся, этот знакомый? Как ни тужился Леха, а припомнить так и не смог. Потом…
Потом все повторялось снова и снова. Приходили, уходили и неизменно опрокидывали стаканы.
Эйфория прошла тогда, когда Алексей умудрился проспать чуть дольше, чем в последние дни. Видимо, этого «чуть дольше» хватило на то, чтобы сдвинуть несчастный организм с той грани, которая пролегает между опьянением и похмельем. Похмелье выдалось жесточайшим, это Леша понял, когда попытался подняться с дивана. Не вышло.
– Мам! – позвал Беляев слабым голосом. – Мамочка!
На скорбный глас явилась мать. Вид она имела сильно недовольный, а на сына смотрела с некоторым раздражением.
– Утро доброе, – поздоровалась с сыном.
– Какое доброе, – тоскливо возразил Алексей. – Я, пожалуй, сегодня еще дома посижу. У нас пива не осталось? А кефирчику нет?
– Нет. Но рядом есть магазин, и он уже открылся.
– Ты не сходишь? – Беляев с мольбой посмотрел на мать.
– Не схожу, – согласилась та. – Сходишь ты. А на обратном пути зайдешь в сберкассу за квартиру заплатишь.
Алексей аж привстал:
– Издеваешься? Да я подыхаю.
– Ничего, не смертельно. Потом, когда вернешься, попьешь кефирчику и за уборку, а то твои гости тут подна… поднапачкали малость. В общем, трудотерапия тебя ожидает. Полный курс. Вперед.
Леша с трудом оторвался от дивана, по горлу вверх покатился неприятный ком, видимо, вчерашняя закуска. Беляев подавил тошноту и поплелся в туалет.
Пиво прохладным живительным потоком потекло по пищеводу, смывая в желудок все то, что мешало жить с утра, старательно устремляясь наружу. В магазинчике Алексей побывал, в сберкассе, что совсем не изменилась – разве только вывеска теперь гласит «Сбербанк России» да двери тяжелые зеленого цвета с видеокамерой над входом, а народу по-прежнему тьма-тьмущая, – отстоял огроменную очередь.
Правда, похмелье уже отпустило, да и погода шикарная, так что домой особенно не тянуло. Немного поразмыслив, Алексей дошел до остановки и сел в автобус. Сесть не дали. Странное существо в потертой бейсболке с мотком бумажной ленты потребовало плату за проезд, и пришлось раскошелиться. Взамен чисто символической «платы» Алексей получил чисто символический «билет», а точнее, три билета, потому как цена на каждом куске ленты, что являл собой талон, соответствовала лишь трети «платы».
«Абсурдная жизнь, – подумал Леша, вспоминая какую-то персону из пьяных друзей, уныло повторяющую одно и то же. – Абсурдная жизнь».
Выходить надо было лишь через три остановки, а потому Алексей от нечего делать занялся подсчетами. Итог оказался неутешительным. Копейки, заплаченные за билет, помноженные на два – ведь ехать туда и обратно – и потом еще на двадцать два – ведь в месяце именно столько рабочих дней – это как минимум и не считая выходных – сложились в довольно ощутимую сумму. Леша поскреб затылок, пересчитал, прикинул: «М-да, на работу выгоднее ходить пешком».
За никчемными подсчетами копеек на транспорт, на пиво, на развлечения дорога прошла незаметно.
Автобус остановился в четвертый раз, и Алексей с облегчением пошел на выход. До родного института рукой подать – всего каких-то двести метров.
Дверь поддалась с третьего раза. Чертов замок! Зато, закрывая ее, Алексей оторвался по полной – так хлопнула, разве что штукатурка с потолка и стен не посыпалась.
– Мать! – рявкнул он на всю квартиру. – Сумку забери!
Мама вышла с кухни, утирая мокрые руки не особенно сухим передником, приняла сумку, окинула сына оценивающим взглядом:
– Пил?
– Пиво, – нехотя отозвался Алексей.
– Значит, похмелья уже, по идее, быть не должно. Чего смурной такой?
Леша повесил куртку на гнутый крючок старой вешалки, скинул ботинки и влез в потрепанные тапки.
– На работе побывал, – сказал, как сплюнул.
– Ну и? Давно пора было. Или ты думаешь…
– Меня уволили! – оборвал поток словоизвержения Алексей.
Мать на секунду опешила, но тут же взяла себя в руки:
– Почему?
– Сокращение, говорят, – пожал плечами Беляев, тут же взорвался: – Какое к дьяволу сокращение?! Свистят они все! Просто брать меня обратно не хотят.
– Почему? К тебе же там так хорошо относились. Ценили. – Мать тронула его за плечо, но Алексей нервно отдернул руку.
– Относились, ценили, – передразнил он. – А теперь все. Прошла любовь, завяли помидоры.
– Леша…
– Что «Леша»? Я уже два десятка лет как Леша, что теперь праздник с фейерверком устроить?
Алексей бессильно плюхнулся на табурет, что стоял под вешалкой всегда, сколько он себя помнил. Мать присела рядом.
– И что, ничего нельзя сделать? – спросила тихо.