Гостебник

Босин Владимир

— День добрый, не подвезёте?

Меня с подозрением рассмотрели. Я и в самом деле не внушаю своим внешним видом. Босоногий, в рваной грязной одежде. Наверное, я бы и сам сто раз подумал, прежде чем связался бы с таким. Может я варнак беглый или невольник. Кем я, собственно, и являюсь.

Но, видимо мой вид не смутил местных, — и тебе здравствовать. Садись, подвезём.

Пока тряслись по кочкам, я вкратце рассказал, что сумел бежать с басурманского плена. Мои благодетели и в самом деле проживали в деревеньке,

называвшейся Волоковая. Отец с сыном возвращались домой.

— А мы в село к куму ездили. Вот едем, а тут страшилище по дороге идёт. У нас тут бывает шалят басурмане. Но нас не трогают. Нет. Всем нужон наш волок. И тем, и этим.

Мне не совсем понятно, кто те и эти, но я охотно киваю. На всякий случай соглашаюсь. Мне нужна помощь. Холода не за горами. А без тёплой одежды не получится добраться до дома. Да и, возможно, удастся найти оказию, какой-нибудь караван мимо пройдёт. До Новгорода более шестисот вёрст. Пешком, да по распутице далеко не уйдёшь.

Около часа мы тряслись по дороге. Дело в том, что катки оставляют заметные ямки и мы трясёмся как по железнодорожной колее.

Небольшой населённый пункт открылся после преодоления большого подъёма. Одна улица, десятка два домов, но я рад и этой цивилизации. Надеюсь, смогу раздобыть тут нужное. А заодно немного восстановиться после побега.

Панас, так звали старшего, пригласил меня остановиться у них.

— А я со старухой живу, да вот сын ещё помогает. Так втроём и кукуем. Ты нас не стеснишь.

Домик с бревенчатыми стенами и соломенной крышей. Покосившийся плетень, сын Панаса шустро открыл чисто символические ворота, и арба вкатилась во двор.

Неприветливая женщина лет пятидесяти вышла из дома.

— Зарежь нам курочку, вон гость у нас, давай живее, накрывай на стол.

Выслушав приказ мужа, тётка недовольно дёрнула головой, но скрылась в доме.

Блин, знал бы заранее, подбил бы утку или гуся. А так даже не удобно, несушек стараются не резать без крайней необходимости.

Я успел отдохнуть на лавочке перед домом. Панас сам полил мне из бурдюка, помог смыть грязь и пыль с тела. Он же дал мне переодеться. Одёжка откровенно мала и застирана, но зато чистая. А после еды меня окончательно развезло.

— О, давай-ка я отведу тебя спать. А то ты совсем квелый.

Как я уснул, не заметил. Усталость и сытная еда сыграли со мной злую шутку. Но очнулся от того, что захотел облегчиться. Но у меня не получилось. Тело будто чужое. Немного успокоившись, понял, что я связан. Ноги в щиколотках и руки в запястьях.

Что за хрень, я опять вляпался в неприятности. Мне удалось подкатится к стенке сарая, где я находился. Неподалёку пара волов с философским видом хрустели сеном. В щель я вижу сидящих Панаса с женой и сыном. Дело к вечеру, заходящее солнце как раз освещает это место. Говорили тихо, но что надо я услышал.

Панас

решил захолопить меня. А что, беглый невольник, значить хозяин дома имеет право. Ну так он считает. Здоровый мужик бредёт по дороге. За него никто не спросит, почему и не поднять лежащее даром. Крепкий невольник стоит очень дорого, а тяжёлой работы здесь хватает. Особенно в сезон, когда каждый день несколько судов приходят. Разгрузить, загрузить, помогать волочь, да мало ли тут подобной работёнки.

Я проверил узлы стягивающих конечности верёвок. Спасибо, что не тянули со всей дури. Кровоток нормальный, но освободится пока невозможно.

Приблизительно через час, когда солнце село, послышался шум. Я прикидываюсь спящим. Меня не просто так срубило, хозяйка угощала настоем из травок. Поди подмешала дурмана. А то с чего я не проснулся, когда меня вязали?

— Давай проверь узлы и нужно привязать его к столбу, чтобы не убёг, — это Панас отдаёт указания сыну. Тому лет двадцать и не понятно, почему нет своей семьи. Папаша держит лучину и подсвечивает парню. А тот пытается меня перевернуть на спину.

Ага, парнишка хлипкий и ему трудно перевернуть центнер живого веса. Тем более я не даю ему это сделать. Тут можно помочь перевернуться, а можно помешать. Просто напрягать и расслаблять мышцы в нужном месте. А можно ещё пальчиками вцепиться в землю.

— Бать, тяжёлый зараза, помоги.

— Да, чтоб тебе.

Некоторое время назад я начал разминать затёкшие мышцы и сейчас уже не напоминал сам себе мокрое полено. Поэтому, когда меня начали в четыре руки переворачивать, я перевернулся.

Надо было видеть их рожи, когда они увидели мои глаза. Могу предположить, там была не любовь к ближнему. Панасу я хорошо так заехал пятками в грудак. Мужик, взмахнув ручками, улетел в глубь сарая. Думаю, он не скоро очухается. Попал я хорошо. А теперь я немножко обнимаю его сыночка. Как шея того удобно легла между связанных в кистях руках.

Чёрт, раздался хруст, пацан сильно дёрнулся и обмяк.

Пипец котёнку, не подрасчитал я силёнок, но этот паразит тянулся к ножу на поясе. А лишних дырок в любимом теле мне не нужно.

Торопливо я перепилил трофейным ножом веревки на ногах. На руках получилось дольше, но вскоре я освободился.

Лучина упала на пол, и я подхватил её, пока не загорелось сено в сарае.

А Панас то того, побежал походу догонять сынишу по пути в долину вечной охоты. Дохлые они тут какие-то. Я не врач, но выступившая кровь на губах намекает, что грудину то я ему сломал. Вот рёбра и проткнули легкие, мужик и кончился. Вернее кончается, это вам не сломанная шея. Процесс более длительный. Но уже похож на покойника. Лицо белое, дыхание не прощупывается. Обыскав обоих, я не нашёл ничего полезного, кроме того же небольшого ножа.