Гости у нашего порога
Шрифт:
– Святые угодники,- испуганно перекрестилась Серафима, и громко окликнула соседку,- что, вновь этот самый... Полатий приходил?
– Приходил!
– Откуда же он взялся?
– Из двери взялся!
– хихикнула довольная Дуня,- откуда же ещё?
– Где он живет-то?
–
Вот и поговори с ней после этого!
– Анчутка к убогонькой повадился,- заявила Серафиме свекровь,- не иначе! Плохо дело!
– Да, что вы мама такое говорите,- досадливо отмахнулась сноха,- какой ещё Анчутка? Брехни всё это!
– А вот и не брехни, а беда самая настоящая,- обиделась баба Фрося,- бывали такие случаи. Да только вы теперь все Бога-то позабыли, кресты не носите, церковь разорили - негде лоб перекрестить! Образа и те попрятали, а кому светлый лик помеха? Только сатане! Вот Анчутке и раздолье-то теперь!
Серафима слушала ворчание свекрови, скривив нос. За ношение креста бригадир вычитывал трудодни, а за иконы могли детей из школы исключить. Вот и приходилось их в самом дальнем углу сундука прятать. Им женщина молилась, когда мужа с войны ждала, но тайком, когда все уснут, испуганно вздрагивая от малейшего шороха.
"Анчуткой", конечно, можно кого угодно обозвать, но что конкретно делать со странным "полюбовником" Дуняши, ни сноха, ни свекровь не знали.
– Может, пошляется, пошляется, да уймется?
– с надеждой высказалась Серафима.
Уж больно много у неё других забот, кроме соседских "амуров" было.
– Анчутка просто так своих полюбовниц не отпускает!
– не согласилась баба Фрося.
– Поживем - увидим!
Но её призыв остался втуне. Надо знать наших деревенских старушек - даже полностью потеряв здоровье, они сохраняют неуемное желание всюду совать свой нос.
И баба Фрося, дождавшись ночи, слезла с печи будто бы по "нужному" делу, а сама обогнула плетень, да припасенным с вечера мелком кресты над дверью и окнами дома Перегудовых намалевала, Да так хитро их на побелке дома расположила, чтобы со стороны приметить было трудно.
– Вот, теперь пусть попробует зайти!
Близилась полночь, и довольная собой старушка поспешила восвояси.
– Где вас ночью-то носит, мама, - пробурчал спросонья Федор, поуютнее устраиваясь рядом с женой, - в темноте что-нибудь себе сломаете!
Всё случилось одновременно - и полночный бой "ходиков", и страшный грохот и режущий ухо звук жуткого, буквально звериного вопля.
– Сколько раз я тебе, курья голова, говорил, что нельзя матери на печи стелить, - ругался на жену Федор, пытаясь трясущимися руками зажечь керосиновую лампу,- стара она, как кошка-то по печам прыгать!
Сама же Серафима, горько подвывая от страха, бросилась к печи:
– Да, я ей предлагала....
И тут, внося в эту неразбериху ещё большую сумятицу, раздался и голос бабы Фроси, и новый жалобный крик.
– Да живая я, живая! Это на улице, чёй-то деится!
Шестаковы, кто в чем был выскочили на улицу.
А там.... Даже отшагавший с пехотой от Смоленска до Будапешта Федор и то никогда такого страха не испытывал.
Луна, хотя и не будучи полной, хорошо освещала соседский двор, и было видно, как по нему в одной рубашке мечется Дуня, с криком убегавшая от кого-то невидимого.
Но, судя по всему, тот всё равно её догонял, потому что она с криком падала и, извиваясь, каталась по земле, словно защищая себя от безжалостных ударов.
– Пресвятая Дева!
– в ужасе перекрестилась Серафима.
И в этот момент почувствовала сильное дуновение ветра и мгновенную боль в руке, как от удара палки.
– Что такое?
– Так это он - Анчутка и есть!
– раздался за спиной торжествующий голос бабки Фроси,- а я вам говорила, а я предупреждала.... А вы же сами умные, старых людей не слушаете!
– Да делать-то что?
– обернулся озадаченный Федор к матери.- Как бы Дуню-то этот изверг не убил, а потом нас обвинят! И развлекай после медведей в Сибири сказками про Анчутку!
Но его опасения были напрасны: уже спустя несколько минут вокруг дома Перегудовых собралась половина улицы. Люди оживленно переговаривались, но никто не осмеливался подойти к избиваемой неведомой силой Дуняше.
И даже когда нечистая сила перестала лютовать, односельчане не сразу приблизились к жалобно стонущей женщине, смущенно переговариваясь невдалеке. Первыми осмелились помочь бедолаге Шестаковы, хотя в руку Федора вцепилась мать.
– Стой, оглашенный, подожди... как бы чего не вышло-то!
– Да что вы, мама! Нечто я дитё малое?
Серафима же, тем временем, в ужасе разглядывала соседку. Даже при свете луны и то было заметно, что избита Дуня в кровь. Соседи поднатужились и затащили громко стонущую от боли женщину в дом, да так и замерли на пороге.