Гостья из прошлого

Борисов Алексей Борисович

– Такое возможно?

– В принципе да. Есть контрольный срок, в течение которого необходимо вернуться. Один час по времени нашего мира.

– Я что-то не пойму. Разве там свое, другое время?

– Свое, – кивнул Николай Николаевич.

– И что стало с вашими сотрудниками? – спросил Егор чуть охрипшим голосом.

– Мы потеряли с ними связь. Вернее, с их копиями.

– Но оригиналы, с которых снимали копии…

– Оригиналы не помнят ничего, что касается эксперимента. Как отрезало. В остальном никаких отклонений, здоровье в норме.

Еще один вопрос напрашивался

сам собой.

– То есть, где-то в альтернативных мирах продолжают жить их точные двойники со здешней памятью и сознанием? Они – и в то же время не совсем они?

Николай Николаевич усмехнулся. В его карих глазах проскочила мимолетная искра.

– Вам не кажется, что они в иных мирах – это в большей степени они по сравнению с теми, кто пережил эксперимент здесь?

– Переселение душ, – пробормотал Егор.

– Нетривиально! – одобрил Николай Николаевич. – Итак, что? Готовы?

После теплого офиса Егора сразу пробрало морозцем. Кожаную куртку пора было сменить на что-нибудь другое, по сезону. В этом мире на улице уже стемнело, зажглись фонари и огни реклам. По центральному проспекту медленно, то и дело замирая на светофорах, полз поток машин. Завершив трудовую неделю, все жаждали разойтись и разъехаться по домам или разнообразным заведениям. Им предстоял отдых, ему – эксперимент. Дорога назад не откроется, пока в голове не прозвучит сигнал…

– Я его точно услышу? – недоверчиво спросил Егор у Николая Николаевича.

– Точно. Ни с чем не спутаете, – успокоил тот.

Потом они зашли за ширму. Оборудование лаборатории внешне смахивало на обычный стационарный компьютер с громоздким, как чемодан, системным блоком. Рядом с ним на штативе стоял кинопроектор. Сходство было весьма отдаленным, но Егор снова вспомнил аппарат на треноге и старого фотографа. Николай Николаевич предложил прочесть и подписать согласие в двух экземплярах. «Как в аптеке, полный порядок», – пошутил он.

Завершив формальности, оба уселись в крутящиеся кресла. По просьбе Николая Николаевича Егор надел массивные наушники, от которых к системному блоку тянулся тонкий желтый кабель.

– Год, дату, время не хотите изменить? – последовал вопрос.

– Нет, – качнул головой Егор.

– Три попытки, как в сказке, – напомнил Николай Николаевич и начал ловко набирать на клавиатуре цифры с буквами.

Цель эксперимента он обозначил немного туманно: «Будем наблюдать за вами, за вашими реакциями. Ну, и за окружающей обстановкой». Введя данные, погасил свет в комнате и врубил проектор, нацеленный на белую стену. Сначала перед Егором замелькали какие-то полосы, как во время неполадок в летнем кинотеатре («Сапожник!» – вопила тогда публика). Потом картинка обрела четкость, и Егор увидел себя в офисе агентства массовых коммуникаций, где он был контент-менеджером пятнадцать лет назад. С ним о чем-то, приветливо улыбаясь, говорила Марина Якушева, шустрая болтушка и хохотушка, секретарь шефа. Еще спустя миг в наушниках проклюнулся звук.

– На природу поедешь, на шашлыки? – спрашивала Марина.

– Прохладно для поездок, по-другому греться надо, – отшучивался он.

– Расскажешь, как?

А дальше

наушники и комната со всем ее содержимым исчезли куда-то. Егор почувствовал твердую поверхность стола под рукой, которой он опирался на его крышку, и пряный запах духов Марины. Вместо свитера на нем оказался вельветовый пиджак, вместо футболки рубашка, вместо джинсов – брюки. Егор машинально потрогал себя за лицо: стильной трехдневной щетины, к которой он привык за последние годы, не было и в помине.

– Зуб болит? – Марина по-своему истолковала его жест.

– Так, башка мутная. Устал.

Через пару минут, посулив Марине увлекательный рассказ о предстоящих выходных («В понедельник с утра отчитаюсь»), он уже вдыхал морозный воздух улицы.

В кармане куртки запел мобильник – раскладная Nokia, которую он удачно взял весной 2004-го по акции в салоне связи напротив вещевого рынка. Еще не достав трубку и не посмотрев на дисплей, Егор точно знал, кто звонит.

– Ты где? – сходу осведомилась Юля.

– Из офиса топаю.

– Поворачивай к нам.

– Куда?

Он слушал про «Козу-дерезу», шампанское и девушку редкой красоты, а сам будто глядел на себя со стороны, как на героя сериала или фантастической повести. Дослушав до конца, уверенно, с расстановкой, выдал:

– Если час потерпите, зайду. Очень важная встреча, – и дал отбой, не дожидаясь возражений.

Про встречу Егор не соврал. На тот ноябрьский вечер, когда он экспромтом познакомился с Яной, у него были заранее назначены два других свидания. Чтобы ничего не перепутать, он даже сделал записи на странице еженедельника. Это позволило ему спустя полтора десятка лет уточнить время. Тогда он понимал, что скорее всего одну из встреч придется отменить, но собирался действовать по обстоятельствам. Ровно в 18.15, потихоньку обвыкаясь в альтернативном мире, Егор подошел к еще не отремонтированному драмтеатру, дальнее крыло которого скрывали строительные леса. Возле закрытой кассы его ждала Наталья Лежнева.

– Я думала, ты меня на «Снегурочку» пригласишь, – игриво сказала она, постукивая каблучком об асфальт.

– «Снегурочка» – это опера, по-моему, – ответил он.

– Блин, бескультурье.

Они виделись не в первый раз. Сначала была беглая переписка на популярном в те годы сайте, который зазывал всех и вся устраивать личную жизнь. Оба зависли на нем вечером после работы. Потом он запросто дал ей номер домашнего телефона, и она набрала его в половине двенадцатого, когда Егор собирался отойти ко сну.

– Жена не подслушивает? – лукаво спросила Наталья, поздоровавшись.

– Нету жены, распрощались навеки, – в тон ей отозвался он.

– Ой, обманываешь…

Милая беседа продолжилась следующим вечером в баре, где обычно тусовалось студенчество. Наталья легко могла сойти за одну из его постоянных посетительниц. В свои двадцать четыре она выглядела моложе некоторых студенток, хоть и не на сто процентов соответствовала эталону женской красоты в понимании Егора. Его обычно привлекали девушки более худощавой комплекции. При этом Наталью ни в коем случае нельзя было назвать толстушкой – просто ее округлости выходили за пределы, предпочитаемые им.