Гостья
Шрифт:
Сейчас я оказалась в восточном туннеле, по которому сегодня пробегала дважды: первый раз — радостно, теперь — в ужасе. Утренние ощущения от встречи с вернувшимися из вылазки любимыми стерлись из памяти. Теперь все казалось жутким и мрачным — и их возвращение тоже. Казалось, даже камни здесь пропитаны злом.
Впрочем, я выбрала правильную дорогу: сюда никто не заходил.
Я бросилась в конец туннеля, в кромешную темноту игровой комнаты. Неужели еще совсем недавно я могла играть в их игры, верила их улыбкам, не замечая скрывающихся под масками монстров?
Я
«Мы не так поняли. Док не специально, он просто хотел спасти…»
— УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ, — завизжала я.
Я оттолкнула Мелани, заставила ее замолчать, чтобы избавить себя от необходимости выслушивать ее оправдания — и вдруг осознала, насколько она ослабла за месяцы нашей дружбы. Теперь она почти всецело зависела от меня. Это обнадеживало.
Мелани замолчала — она слишком легко сдалась. Вот так бы в самом начале…
Я осталась одна — одна, наедине с болью и ужасом, которые останутся со мной навсегда. Увиденная картина будет преследовать меня до конца моих дней. Мне ни за что от нее не избавиться, она стала частью меня.
Я не знала, как скорбеть. Я не могла на человеческий манер оплакать изуродованного малыша на столе дока, потерянные Души, имен которых мне никогда не узнать… На Истоке мне скорбеть не приходилось. Я не знала, как это происходит там, на моей родине, поэтому вспомнила планету Летучих мышей. Здесь, в беспросветной темноте, это казалось подходящим вариантом. Летучие мыши выражали скорбь при помощи тишины — они не пели неделями, и тоска по музыке заглушала боль утраты. Там я впервые потеряла друга: нелепая и бессмысленная смерть — он упал с дерева, и мы не успели спасти тело носителя. Уносящаяся ввысь гармония, так бы звали его на Земле. Не совсем точный, зато самый близкий перевод. В его смерти не было ужаса, лишь печаль. Несчастный случай.
Бульканье источника в углу ничем не напоминало наши песни, не мешало мне горевать. Я обхватила себя руками, оплакивая ребенка и вторую погибшую Душу: мои братья и сестры, моя семья… Если бы я отсюда выбралась и предупредила Ищеек, этой кровавой бойни можно было бы избежать!
Мне хотелось плакать, скулить от беспомощности. Но так поступали люди. Поэтому я сомкнула губы и уселась на корточки в углу, не выпуская боль наружу.
Мою тишину, мою скорбь разрушили всего через несколько часов.
Голоса эхом разносились по пещерам, окликали меня, ожидая ответа. Сообразив, что я не отзовусь, принесли фонари: не тусклые голубые лампы, едва освещавшие темную комнату, а фонари с резким желтым светом, что взрезал темноту. Впрочем, отыскать меня удалось лишь с третьей попытки. Почему они не оставят меня в покое?
Луч фонарика выхватил из темноты скорчившийся у камня силуэт, послышался облегченный вздох.
— Нашлась! Скажи остальным, пусть возвращаются! Она в пещере.
Имя говорившего больше не имело значения: очередное чудовище.
— Анни?
Я не подняла головы, не открыла глаз — я скорбела.
— Где Иен?
— Как думаешь, может, стоило привести Джейми?
— Он бы не дошел… с его-то ногой…
Джейми. Я вздрогнула, услышав родное имя. Мой Джейми тоже был монстром, таким же, как остальные. Мой Джейми. При мысли о нем я испытывала почти физическую боль.
— Где она?
— Сюда, Джаред. Она не… отвечает.
— Мы ее не трогали.
— Так, дайте мне фонарь, — сказал Джаред. — А теперь все до одного вон отсюда. Инцидент исчерпан. Дайте ей вздохнуть!
Послышалось шарканье — чудовища отошли, но недалеко.
— Я серьезно. Уходите. Вы только мешаете. Ступайте. — Снова зашаркали ноги, сперва медленно, потом шустрее. Чудища покидали комнату, удалялись по коридору.
Воцарилась тишина.
— Ладно, Анни, остались лишь мы с тобой. — Джаред ждал хоть какого-нибудь ответа. — Слушай, я понимаю, для тебя это… очень тяжело. Мы не хотели, чтобы ты видела. Прости меня.
Простить? Джефри сказал, что это была затея Джареда, который хотел вырезать меня, изрубить на куски, размазать мою кровь по стенам. Он бы искромсал миллион таких, как я, лишь бы найти способ вернуть свое любимое чудовище. Расчленил бы на крошечные сегменты.
Джаред надолго замолчал, по-прежнему ожидая моей реакции.
— Наверное, ты хочешь побыть одна. Я тебя понимаю. Я скажу, чтобы тебя оставили в покое.
Я не пошевелилась. Что-то коснулось моего плеча. Я отшатнулась, наткнувшись на острые камни.
— Прости, — пробормотал Джаред.
Он встал. Свет за закрытыми веками потускнел: Джаред уходил. У входа в пещеру он кого-то встретил.
— Где она?
— Она хочет побыть одна. Не трогай ее.
— Не вставай у меня на пути, Хоу.
— Думаешь, ей нужно твое сочувствие? Сочувствие человека?
— Я не участвовал в этом…
Джаред ответил едва слышно, но до меня донеслось эхо.
— Раньше, но не теперь. Ты один из нас, Иен. Враг. Слышал, что она сказала? «Чудовище». Вот кем мы для нее стали. Ей твое сочувствие не нужно.
— Дай фонарь.
Разговор прекратился. Спустя минуту до меня донеслись шаги — кто-то осторожно пробирался ко мне вдоль стены. Свет упал на мое лицо, снова окрасил веки красным.
Еще чуть-чуть — и ко мне прикоснется монстр… Я вся сжалась.
Послышался тихий вздох, а затем, судя по звуку, кто-то сел на камень неподалеку. Что-то щелкнуло, и свет исчез. В наступившей тишине я долго ждала, когда Иен заговорит, но он молчал.
Я продолжила скорбеть. Иен не лез. Я сидела на земле, во мраке большой дыры и оплакивала потерянные Души рядом с человеком.
Глава 41
Исчезновение
Три дня Иен просидел со мной в темноте, выходил лишь ненадолго — за водой и едой. Я от еды отказывалась, и он тоже прекратил есть, осознав, что мой поднос остается нетронутым вовсе не из-за потери аппетита.