Государева дорога
Шрифт:
Вологодская газета «Губернские ведомости» за 1847 год сообщала: «Река Унжа, образуемая от слияния Кемы и Лундонги, впадает в Волгу. По ней сплавляются в значительном количестве сосновый и еловый строевой лес, вырубаемый ежегодно помещичьими крестьянами преимущественно из дач своих владельцев. Лес этот отправляется по большей части в Кологривский уезд, а также в Мантурово на Унже и Нижний Новгород». Но и после отмены крепостного права крестьяне, ввиду необеспеченности средствами к существованию от земли, получаемой на ней продукции, были вынуждены заниматься подсобными промыслами, в том числе лесным.
В Кеме появились лесопромышленники Сергеев, Афанасьев. Лесов было много. Еще Петр I издал указы, запрещающие под страхом
Соблюдали ли правила рубки леса его владельцы, не наносили ли они ущерб богатствам края? Объективно ответить на этот вопрос можно, только изучив его. Исследовательской работой я не занимался. В Кеме достаточно своих краеведов: И.М. Парфенов, А.Н. Лукин, А.Н. Наумов. Ими сделано немало. В 50–80 гг. прошлого столетия Кемский леспромхоз ежегодно заготовлял по 200 и более тысяч кубометров древесины (лес сплавлялся по малым рекам и реке Унже), очевидно, недостатка в деловой древесине не было.
Лес достичь своей спелости за время после революции не мог. Это хлеб и другие культуры вырастают на поле за один год, а лес-лишь за 100.
А если лесопромышленники рубили лучший лес, то так поступил бы любой толковый лесозаготовитель. Да и правилами предусмотрено вырубать спелые насаждения, достигшие полной зрелости. И еще нюанс. В 2006 году утвержден новый государственный заповедник «Кологривский лес». В него вошла большая площадь лесов (более 58 тысяч гектаров) в Кологривском, Мантуровском и других районах Костромской области. Об этом в одном из московских журналов за 2006 год сообщал известный журналист и писатель В.М. Песков. «Первобытная былинная картина!» – восторгается писатель. Речь идет о 200-летних елях, жемчужине заповедника, которые В.М. Песков запечатлел на фотоснимке.
Говорят, что от Кемы до Кологрива одна грива. Напрямую, через Анюг, всего километров 80. Но где взялись сейчас, в наши дни, 200-летние ели в лесах под Кологривом? Значит, не вырублены. Сохранились с давних времен, времен лесопромышленников. Встречаются такие деревья кое-где в лесах Кемы. Нет, не свели леса тогдашние их владельцы. Лесопромышленник Сергеев жил в селе Никольском. Один из его домов позднее был перевезен в деревню Путилово под школу. Вот что рассказывает о Сергееве со слое своей бабушки В.Н. Парфенов из Путилова: «Моя бабушка Пирогова Клавдия Яковлевна (в девичестве Платонова) родилась в 1892 году. Примерно с 1907 по 1917 год бабушка служила няней в семье Сергеева. За это лесопромышленник выделил ее отцу лес для строительства. Клавдия Яковлевна много рассказывала об этой семье и хорошо о ней отзывалась. Там ее обучили грамоте, научили читать и писать. Бабушка рассказывала, что Сергеев всегда выделял крепким хозяйствам лес для строительства, часто безвозмездно. Бабушка родилась в деревне Горка и жила там до середины 30-х годов. Отца моей бабушки в конце двадцатых годов раскулачили. Были арестованы три ее брата. Они были в заключении по 5 лет. Впоследствии двое из них погибли в Великую Отечественную войну».
У лесопромышленников, конечно же, на первом плане были свои личные интересы: забота о выгоде, деньгах, прибыли, обогащении за счет лесного промысла. Но в какой-то степени они заботились и о тех, кто на них работал. Во всяком случае, не были столь алчными и жадными, как кемская помещица Дурново, о которой в народе остались весьма нелестные воспоминания.
Заготовка леса, его сплав по рекам Кемы продолжался и после революции, в довоенные сороковые годы и дальше.
Лундонга берет свое начало, по сути дела, в Кемских лесах, недалеко от бывшего Копыловского лесопункта. Начинается она от слияния речек Большая и Дороватка. И потекла, покатила свои воды река, прокладывая себе путь в безлюдных лесистых поймах. Весной, после ледохода, набирали силу реки и речки. В Лундонгу
Еще СТ. Аксаков писал, что леса – хранители вод. Весенняя вода в Лундонге стояла достаточно долго. Весенний сплав всегда был важным делом. На чем еще лес из кемской глубинки можно было доставить в промышленные центры? Сплавщики, плотогоны были сильные, проворные, смелые и выносливые люди.
В устье реки Анюга, через которое шла дорога на Кологрив, были хутор, плотина, пилорама, налажено производство по заготовке осиновой клепки. «Весной здесь собиралась едва не сотня плотогонов с верховьев Лундонги, – писал в газете «Авангард» (16 декабря 2006 года) кемский краевед И.М. Парфенов. – Они по весенней воде пригоняли оплотины, сплачивали их в плоты, до 9 оплотин в один, и гнали далее по Унже».
До места, где встречаются Лундонга и Кема и начинается Унжа, от устья Анюга совсем близко. Образовалась Унжа, и сразу река стала шире и глубже. Здесь больше зеленых лугов, простора и солнца.
Шалаш в устье Томженьги
В начале сентября поехали на рыбалку на Лундонгу. Через деревню Красная шла дорога на Кологрив. За полями стали попадаться березовые колки, зеленоватый молодой осинник, кустистые, с узкими перистыми листьями рябины, с оранжевыми гроздьями ягод. На ветвях возле них сидели, чечекапи и трещали дрозды. Вскоре пошли куртинки, заросшие сосняком, с красноватыми стволами и шапками зеленой хвои. Встречался и еловый лесок. Своды елей были гуще, темнее. Они даже солнечные лучи не пропускали.
В редколесье на лесной поляне, на бруснике кормились рябчики. Мы остановились. Выводок шумно поднялся и расселся тут же, на деревьях. Птицы садились в полдерева, поближе к стволам, и вытягивались вдоль сучков, затаивались. На дороге, в сырых местечках – следы медведей. Одни из них вели к полю, другие – обратно. Любят косолапые бродить дорогами и тропами.
Попалась нам низина-болотина. Это отнорки обширного Красновского болота, которое местные жители называют Сокольским. Сосны высокие, но нетолстые. Дорога залита водой. Колеса «газика» почти скрылись в темной, настоянной на мхах воде. Но опасности не было. Дорога когда-то давно выстлана гатью. В воде смолистые сосновые бревнышки-кругляши не сгнили, а всего-то лишь «наводопели». Машина нигде не провалилась, и мы благополучно миновали лыву. С левой стороны отчетливо просматривалась низинка, заросшая мелколесьем, кустами. Это была пойма речки Томженьги.
Стали попадаться глинистые ложки с глубокими колеями. Ложки спускались к речке. Местами казалось, что не проехать. Колеи на дороге образовались от гусениц танкеток геологов. В те времена рубленые следы гусениц вездеходов часто встречались в самых глухих уголках района. Что искали геологи? Нефть или золотишко, не знаю, но искали. Бурили, взрывали. Нашли ли? Несколько лет назад районная газета писала, что нашли на какой-то таежной речке золотоносный песок, и вот-вот начнется добыча. Но этого «вот-вот» нет и сейчас. Но бог с ним, с золотом. Главное, мы проехали, ни разу не засели, добрались до устья речки.
В Томженьге чистейшая, холодноватая вода, низкие берега, курпажки и заводинки, где водятся хариусы, ельцы и другие рыбешки. По берегам – кусты и деревца, которые заглядывают в воду. Воздух чист и прозрачен.
Вот оно, наше пристанище – большой, просторный шалаш. Стоял он на красивом суходольном местечке, в редколесье, совсем близко от речки. Построили его косари-сенокосники. Слажен он был добротно, как и все другое, что делает умелый деревенский люд. Стоял шалаш вдоль речки. Расположи его иначе, скажем, смотрящим на север, и стал бы задувать ветер сиверко. Поставь смотрящим на юг – там речка Лундонга, более широкая и глубокая. С ее низины и летом не просыхающей болотины потянуло бы сыростью и холодом. Все это учли мастеровые люди.