Государева дорога

Каплин Вадим Николаевич

Весенние игры птиц, курлыканье журавлей на болоте, щебет и хлопанье крылышками скворца на ветке у домика-дуплянки, серебристые росные травы, бархатистые шмели в черно-желтых одежках, перелетающие с цветка на цветок, мурлычащая трель козодоя – «ночной ласточки», волнами ходившие колосья ржи на поле – все это и была природа. И с ней было каждодневное общение. Да и сами жители починка были частичкой той самой живой природы.

Рубили лес для строительства, и все сучки, пеньки, корни, различный хлам складывали в кучи, а когда они насыхали, «катили валы» – сжигали порубочные остатки. И еще подсеки рубили. Так и отвоевывали у леса кулижку за кулижкой.

Здесь и проложили первую борозду на будущем хлебном поле. Трудоемкая это работа, но сев по гарям давал приличный урожай зерновых и льна.

Обзавелись домами, зерновые посеяли и за скотинку взялись. В деревне она очень нужна. Завели буренок. Телята и овцы бродили по пастбищу, щипали зеленую травку. Без молока и мяса в деревне не проживешь. Соорудили маслобойку. Стали производить свое масло. Еще тогда, когда переселенцы жили во времянках, мужчины с трудом выкраивали время, чтобы в лес сбегать. С каждым разом забираясь все дальше и дальше, познавая охотничьи угодья. Не отставали и женщины, отыскивая ягодные поляны и грибные местечки.

Убедились люди, что не обманулись в своих надеждах. И стала для них земля Вологодская их второй родиной. И в здешних лесах водилось немало зверя и птицы. А если и не было царской рыбы – семги, то в омутках и травянистых плесах речки Юрманги бултыхались крупные, зубастые щуки, стаями ходила сорога, а на перекатах выскакивали из воды, блестя радужным оперением, стремительные хариусы.

Юрманга вливается в реку Лундонгу, еще более глубокую и богатую рыбой. Встретилась Лундонга с Кемой и дала начало тихоструйной красавице Унже – одному из притоков самой Волги.

В глухой деревеньке, лесной тем более, каждый мужчина должен быть мастером на все руки: плотником и столяром, слесарем и шорником. Уметь чинить обувь, подшивать дратвой валенки, плести лапти. Ремеслу этому обучали с детства. Славился мастерством в изготовлении поделок для крестьянского обихода Илья Дмитриевич Пешаков. Насадить ли топор, сладить санки крупорушку или сани, сделать ступицу к колесам или ручную меленку крупорушку – все мог умелец. Любое изделие, изготовленное мастером, от пасти на мышей до мельницы-крупорушки, хоть на выставку отправляй. Так любовно и красиво они были слажены. Все поделки гладко выструганы, подогнаны и прилажены, причем без единого гвоздя.

Все знали толк в деревьях, знали, для каких целей подойдет сосна – с учетом того, где она росла, на борчине или в болотистой низине, ель, липа, можжевельник, черемушник. Чаще всего приходилось иметь дело с березой, очень крепким деревом, без которого не сладить крестьянских саней и санок, не сделать топорища и многих других вещей. Никого не требовалось учить охотничьему ремеслу. Лесовать ходили многие. У каждого была своя промысловая тропа – путик. Держали собак, осенями постреливали белочек, ловили глухарей и рябчиков.

Не было лучше охотника-промысловика Николая Васильевича Тюпакова. Одно время он работал учителем начальной школы. Не берусь судить о его профессиональном мастерстве, а вот охотник он был от Бога. Потому и в тайгу потянуло. Мороз ли лютый, пурга кружит, снег валит, он с утра в лес, на свою ловчую тропу на лыжах катит.

– Куда ты, Николай Васильевич, в такую непогодь? – оклик нут соседи. А он только рукой махнет. Дни зимой короткие, а до зимовья далеко. А еще надо ловушки проверить. Где снег отряхнуть, приманку заменить, а подфартит, так и куничку снимет, хоря из капкана достанет.

По просекам и лесным дорожкам, по берегу речушки, по темным хвойникам петляла

его широкая лыжня. Шел охотник и по следам на снегу, по «посорке» – сбитой с деревьев кухте (снежной нависи), оброненным хвоинкам и кусочкам коры узнавал, какой зверь живет и куда ушел. Много добывал зверьков охотник, но и на расплод оставлял, чтобы зверь не перевелся. Охотился круглый год. Летом промышлял кротов. За сезон отлавливал и сдавал государству до трех тысяч бархатистых шкурок. Больше его в районе никто не сдавал. Мягким золотом называлась в те времена пушнина. Она-то и давала стране валюту. Много валюты.

– Очень скоро никто не считал работящих, приветливых и гостеприимных переселенцев пришлыми. Жили они словно большой семьей, дружили с соседями из Куданги, – рассказывает житель этой деревни Александр Александрович Горчаков.

Быстро и незаметно, словно слова из песни («Ах, как годы летят!») проходили год за годом, складываясь в десятилетия. Урожаи только сначала на подсеках были подходящими. С тощих супесей да подзолов много не получишь. Нужен навоз, другие удобрения, а их где возьмешь? Только в благоприятные годы, когда в июне сеяли теплые дождички, хлеба были получше. А так, хотя и обращались зыряне с землицей, по-настоящему хлебным поле не стало. Лет тридцать назад вместе с коллегой-журналистом Вениамином Горчаковым по заданию редакции райгазеты «Авангард» посетили мы лесные деревеньки Куданги. Побывали в Веденихах и Баданках, Калинкине. Ночевали в каждой из них. Была первая половина сентября. Рожь уже выжали, кончали уборку овса. Проходили по полям, и они все еще источали духовитый, сладковатый запах поспевших хлебов. Из Калинкина пошли в Кудангу – хозяйственный центр колхоза. Вышли с утра, но не рано. Шли проселочной дорогой, любовались расцвеченными осенью лесами, живописными пейзажами. Каких только красок не было в листве осин, черемух, лип, берез и рябин! Поблекшие травы никли к земле. Но все еще летали паучки-путешественники на своих тенетах. Мы наслаждались задумчивой тишиной осени, ярким еще солнцем, дышали чистейшим воздухом. Иногда совсем близко, с ягодников, шумно взлетали бородатые глухари и рябчики.

По пути в Кудангу нам и встретился починок Зырянский. Пришли в него около обеда. Первое, что бросилось в глаза – хорошо сохранившиеся дома. Они удачно вписывались в окружающую природу.

Увидев нас, хозяева махали рукой в окно, приглашая зайти, а чаще всего выходили на улицу сами. Зашли к Пешаковым. Первым делом нам предложили пообедать. Хозяйка достала из печи чугун, поставила на шесток, налила варево в большое блюдо. Сразу же аппетитно запахло свежей капустой, свеклой, лучком, специями.

На второе было жаркое со свежей картошечкой. «Молочка топленого выпейте», – потчевала хозяйка. Молоко стояло в глиняной кринке. Сверху плавала коричневая пенка, молоко под ней было желтое и густое, с золотистыми звездочками жира. Конечно же, оно было очень вкусным. Немало и другой снеди стояло на столе. В том числе лесные деликатесы – грибочки со сметаной и моченая брусника-ягода. Обедали и вели разговор. «Жить-то бы у нас, робята, можно. Все свое и все под боком, только вот жизня-то коротка, как детская рубашонка. Сила уже не та стала!». «Что-то молодежи у вас не видно», – заметил мой товарищ. «Разбежались, разлетелись парни и девки по белу свету, – вздохнула женщина. – Летом приедут, помогут старикам на сенокосе, да велик ли отпуск-то? Они как журавушки перелетные. Прилетят, покурлычут, и поминай как звали. И старики уже уезжают. Пустеет деревня».