Государевы конюхи
Шрифт:
Тимофей объяснил это затем, чтобы подьячий знал: таких людей лучше понапрасну не задевать, себе дороже встанет. И тот, кто отыскал в лесу тело и знал, куда с ним дальше направиться, вряд ли злодей-убийца, убийцы своих мертвецов к родне в телегах не возят. Как бы ни хотелось Евтихееву признать за убийц тех, кто нашел тело, на сей раз у него это не получится.
Подьячий был не дурак — сообразил, что цепляться к Тимофею бесполезно. Он дописал строку и, поскольку чернила в пере были уже
— Ты, что ли, стряпчий конюх Тимошка Озорной? Ты? — казенным голосом уточнил Илья Матвеевич, подняв крупную, почти что львиную голову. — А ты Данилка Менжиков?
— Они самые, — подтвердил Тимофей.
Данилка бестрепетно выдержал взгляд. Евтихеев его признал, и потому никакой любви в том взгляде не наблюдалось…
— Стало быть, сказку я у вас отобрать должен о том, как на мертвое тело наехали? — Подьячий вынул из-за уха перо, макнул его в чернильницу, дал стечь большой синей капле и изготовился записывать.
— Дали нам государеву грамотку свезти к Троице-Сергию, игумну, — весомо произнес Тимофей. — И мы ее отвезли, и там переночевали, и отстояли заутреню, а на обратном пути захотели для скорости спрямить дорогу и поехали лесом. Дорога-то там после дождя гнилая, а тропы в лесу куда как посуше.
Данилка в глубине души усмехнулся — хоть и пугал Тимофей, что расскажет про его сражение с репьями, однако не выдал!
— Где свернули? — спросил подьячий.
— А бес его знает… — Тимофей задумался. — До Пушкина еще не доехали. В Пушкине я хотел в Никольскую церковь зайти. Раз уж такой душеспасительный поход вышел.
— А Хотьково проехали?
— Хотьково проехали.
Подьячий что-то записал.
— И спрямили вы путь?..
— И увидели на дереве медвежью харю.
— Какую еще харю? — в голосе подьячего наконец-то прорезалось что-то человеческое. Он даже руку с пером отвел в сторону и опустил.
— Медвежью, как живая, из дерева резанную. Наверно, веревками примотана, — тут Тимофей повернулся к Данилке. — Данила, ты не заметил? Веревки были?
Парень помотал головой.
— А та харя глядела на поляну, и на поляне мы нашли мертвое тело.
— И это все?
— Все, поди…
— Мало, — твердо сказал подьячий.
— А ты спрашивай! — потребовал Тимофей. — Откуда мы знаем, что тебе полагается выяснить! Ты по-умному спроси — мы, как на духу, и ответим.
Тут дверь распахнулась. Вошел подьячий Земского приказа Гаврила Деревнин, а за ним земский ярыжка Стенька Аксентьев тащил на горбу лубяной, бедно расписанный короб, из тех, что приказные покупали за казенные деньги для хранения столбцов.
— Вот, Илья Матвеевич, сколько взяли, столько и возвращаем, — сказал
— Я, что ли, не говорил, что давно пора столбцы сличить? — огрызнулся Евтихеев. — Вот так-то и бывает, когда два приказа одними и теми же ворами занимаются! И кто ж таковы?
Деревнин протянул исписанный лист.
— Нарочно для тебя в обеденное время трудился. Поставь короб, Степа! Да бережнее!
Стенька опустился на корточки и дал коробу сползти прямо к стенке. После чего встал, очень недовольный. Как искать всякие разбойные имена по трехсаженным столбцам, так «мы», а как содеянным похваляться, так «я»!
— Вон оно что… — протянул Евтихеев и сунул лист под свиток столбцов. — Ну, благодарствую! Степа, ты короб-то левее передвинь, мы туда еще один поставим.
Стенька принялся пихать короб.
— Стало быть, харя глядела на поляну? И вы пошли, куда она глядела, и там было тело? На поляне? — вроде бы благодушно повторил сказанное подьячий и вдруг взвился: — Стало быть, с неба оно туда упало! Никаких следов, трава не примята, ни тебе копыт, ни тележной колеи, а тело с облака рухнуло!
— Вот то-то и оно, — согласился Тимофей. — Мы и сами удивились. Этот Терентий сам, своей волей на поляну пришел. А уж кому это понадобилось и за что его закололи — мы знать не можем.
Тут Озорной приосанился и заговорил отчетливо, все возвышая и возвышая голос:
— Мы — людишки государевы, государеву службу исполняем, для скорости дорогу спрямили! И для чего лесным налетчикам людей на поляны заманивать и ножом в спину убивать, нам неведомо! А ведомы такие дела Разбойному приказу! И потому мы, верные слуги государевы, сюда пришли! А коли бы на Москве беда стряслась — вон к нему бы пришли!
Последние слова конюх, указав на Деревнина, чуть ли не выпел мощным дьяконским басом.
— Нишкни, окстись! — разом замахали на него Евтихеев и Деревнин. — От твоей глотки окна вылетят!
Тимофей с неохотой умолк.
— И что мне с такой сказкой делать? — спросил Евтихеев Деревнина. — Явились, праведники! Ничего не видели, ничего не слышали, только тело подобрали! Может, мне теперь ту харю спрашивать, у нее сказку отбирать?
— Какую харю, батюшка Илья Матвеевич? — удивился Деревнин.
— Они, лесом едучи, деревянную медвежью харю на дереве нашли. Поехали, куда она глядела, и тут им мертвое тело явилось. Купца Терентия Горбова тело! Где харя — сами не ведают, меж Хотьковым и Пушкиным. А мне — разгребай!