Государи и кочевники
Шрифт:
— О боже мой! — то ли удивилась, то ли взмолилась женщина.
А он зажмурил глаза, нагнулся и положил на плечо ей руку.
— Фрейлейн, вы меня любите?
— Вам надо искупаться… в море… вы немножко пьяны, Михаэль!
— Душенька моя, — широко улыбнулся Михайла, потянул её к себе и зажал ей рот долгим страстным поцелуем.
— О, майн гот! — Она еле вырвалась.
Спустились с крыльца. Габи поддерживала его под руку, чтобы не упал. Пошли по хрустящему ракушечнику к берегу моря.
— Ах, Михаэль, зачем так напиваться? — ласково выговаривала Габи, в то время как он, обвив её рукой, то и дело прижимал к себе и больно сдавливал грудь.
— Габи… фрейлейн, я умру, если ты… — лепетал он. — Ты теперь моя. Мы обвенчаемся…
— О майн гот, какой ты болтун!
— Кто? Я? Никогда в жизни. Я куплю тебе теремок в Астрахани… и яхту.
— Болтун, — чуть резче возразила она и, высвободившись из его рук, побежала к берегу.
— Габи, чертовка! — крикнул он обиженно и тоже поспешил за ней.
Волны мягко накатывались на песок и с лёгким шелестом отступали.
— Габи, ну подойди сюда…
— Нет, нет… Стой там. Ты же видишь, я раздеваюсь.
Он видел в полумраке ночи как она снимает платье. Михайла тоже сбросил рубашку, сапоги, брюки. Тут только он понял всю нелепость своего положения. «Не купаться же в подштанниках!» Он оглянулся на неё и замер. Габи совершенно голая вошла в во;у, и волны прикрыли прекрасную наготу. Не мешкая, он тоже разделся и, плюхнувшись в воду, поплыл к пей.
— Габи, ласточка, — шептал он, — фрейлейн…
Но едва он приблизился к ней, она шлёпнула ладошкой по воде и быстро отплыла в сторону.
— О Михаэль, — сказала со смехом, — с тобой шутить опасно!
— Габи! — повысил он голос и ринулся к ней, расплёскивая спокойную воду.
И опять она легко удалилась от него и засмеялась.
— Габи, — взмолился он наконец. — Ну не тропу, не трону, не бойся. Мне надо с тобой поговорить.
— Ну так говори, Михаэль, я же всё слышу.
— Габи, милая, но разве можно об этом говорить па расстоянии?
— Ну хорошо, можешь подплыть чуть поближе.
— Душечка, — бормотал он, приближаясь. — Ну зачем ты так? Зачем дразнишь? Поверь мне… Михайла Герасимов слов на ветер не бросает.
— Стой, стой! — воскликнула она.
— Я же люблю тебя, Габи, — задыхаясь, проговорил он. — Ты понимаешь, я хочу, чтобы ты уехала отсюда со мной. Понимаешь?
— Куда? — удивилась она.
— В Астрахань, Габи. Там я куплю тебе красивый домик…
— Все вы так говорите! Багиров тоже горы золотые сулил, а потом кинулся за своим перстнем, чуть руку не оторвал.
— Багиров? — с недоумением переспросил
— Что с тобой, Михаэль?
— Значит, Багиров?
— Да что ты, вот глупенький! — испугалась она его голоса и подошла, забыв, что нагая. — Не надо, Михаэль. — Она притронулась к нему, и он вновь воспылал и властно притянул её к себе.
— Михаэль, — слабо сопротивлялась женщина, — Михаэль, что ты делаешь? Идём в дом… — Но он уже не слышал её и не помнил себя.
Они лежали на песке, прикрывшись её платьем.
— Противный мальчишка, — говорила она и нежно целовала его. — Откуда ты взялся такой? Мне с тобой слишком хорошо. Ах, как хорошо! Но теперь ты уже не захочешь дарить мне теремок, правда?
— Нет, почему же? — вяло отозвался Михайла.
— Все вы одинаковые… Ну ладно, Михаэль, я не обижаюсь. Мне и без теремка не скучно. Я счастлива… Спасибо тебе за эту чудесную ночь! Какие облака красивые, посмотри! Вон то облако, смотри, похоже на бога бородатого. Завтра, когда ты уедешь, я приду сюда и буду думать об этой сумасшедшей ночи.
— Я не уеду без тебя, Габи, — сказал совершенно серьёзно Михайла. — Я увезу тебя.
— Это невозможно, Михаэль, — печально отозвалась она. — Басаргин не позволит… Ты ведь ничего не знаешь обо мне. Не родственница я ему. Он всегда знакомит меня с приезжими господами, а потом бьёт, ревнуя.
Михайла приподнял ей голову и долго разглядывал женщину, слоено увидел только что.
— Значит, и со мной ты по его велению?
— Да… Но я не сказала бы тебе этого, если б не почувствовала к тебе большее. Мне самой хотелось с тобой быть, без его указки.
— Дрянь ты, Габи, — сказал он разочарованно и так вздохнул, словно потерял только что найденный клад.
— Дрянь, — спокойно согласилась она. — Я бывшая публичная девка. Меня он купил как содержанку и привёз сюда.
— О боже… — Михайла мучительно застонал.
А она, высказав ему самое тайное, самое роковое, вдруг оскорбилась и встала.
— Пойдём-ка, купчик, уже пора. Если он проснётся, мне несдобровать.
— Сиди, — сказал он со злобой. — Надо подумать.
— Думать нечего, — холодно ответила женщина и надела платье. — Прощай.
— Да постой ты, — хотел остановить её Михайла, но тщетно. Женщина, начисто отрезвлённая и униженная, направилась ровным спокойным шагом к дому. Тогда он мгновенно вскочил, скомкал одежду, сунул под мышку и догнал её.