Государи и кочевники
Шрифт:
— Эй, хозяин! — позвали Кеймира. — Тут у тебя, говорят, человек один живёт… учёный… Где он?
— Тебе зачем этот человек, уважаемый? — насторожённо отозвался Кеймир-ага, припомнив беседы о сельской общине и умершем Герцене.
— Хей, дурак, как разговариваешь с поручиком! — прикрикнул офицер. — Ну-ка, веди меня к нему! —
— Я новый пристав Мангышлакского уезда, поручик Караш-хан Иомудский. Вам ни о чём не говорит моё имя? — спросил он с вежливой улыбкой.
— Решительно ни о чём, — растерянно отозвался Карелин, не понимая, чего ради улыбается новый пристав.
— Господин Карелин, — опять подчёркнуто вежливо заговорил поручик. — Я сын вашего давнего друга, патриарха туркмен Кият-хана! Вы помните его?
— Как же-с, как же-с, хорошо помню. — От неожиданности Карелин даже попытался встать, забыв о параличе. — Я немного слышал о его судьбе: говорят, умер в Тифлисе, в ужасных условиях…
— Да, это так. Отец похоронен не с теми почестями, каких он заслужил. А во всём виноват Якши-Мамед. Это он связался с вольнодумцами, потом выступил против русского купца… Сам поплатился головой и отца загнал в могилу.
— Ну, что же вы так обвиняете брата! — недовольно поморщился Карелин и подумал: «Да, этот Кия-тов сынок, кажись, воспитан в духе ревностного служаки». Поняв, что с поручиком-приставом надо быть поосторожнее, спросил: — Что же сталось с Якши-Мамедом? Какова его судьба?
— Он был на поселении в Воронеже, — холодно ответил Иомудский. — Может быть, и дождался бы царской милости, но слишком был горяч. В 1845 году бежал и был задержан на расшиве в море сторожевым крейсером. После этого, говорят, его содержали в тюрьме. Там он и умер…
— А его жёны, дети?
— Старшая, Огульменгли, стала женой Кадыр-Мамеда.
— А Кадыр-Мамед… Жив он?
— Жив, что с ним сделается. Он всегда верно служил государю и сейчас преуспевает. Челекен и А грек сдал в аренду, получает немалые барыши.
— Ну, а вы, поручик? Как живёте вы, холосты, женаты?
— Я окончил кадетский корпус. Служил в Белгородском полку. Женился. Жена моя — уроженка Малороссии, из старинного рода Кочубея-Сизых. Есть дети… трое сыновей.
— Что же, вы здесь у нас приставом будете? — полюбопытствовал Карелин.
— Не здесь, Григорий Силыч. Я еду в Красноводск. Это укрепление входит в Мангышлакский уезд. Городок пока маленький, но за Красноводском — будущее. Оттуда мы двинемся на Хиву и выйдем в Ахал!
— Довольны своей судьбой, поручик?
— Безусловно! Кем бы я сейчас был, если б не русские!
Карелин подумал: «Русские и государь император — понятия совершенно разные», но говорить об этом не стал.
Когда Караш-хан сел на коня и уехал, Карелии, держась за терим, поднялся и попросил Кеймира, чтобы помог ему выйти на свежий воздух.
— Ну вот и закончен ещё один круг бытия, — сказал он задумчиво.
— Наступило время других ханов, — подсказал Кеймир… — Иомудских…
— Нет, друг мой дорогой, не их время, — возразил Карелин. — Теперь наступает время не ханов, а народа. Будущее за бедняками-крестьянами, за кочевниками. Колокол Герцена всех на ноги подымает! Всех разбудит!