Государственная недостаточность. Сборник интервью
Шрифт:
– Я читал у Бродского, как он иронизировал по поводу профессии «писатель». Он говорил, что такой профессии нет нигде в мире, кроме как в нашей стране.
– При советской власти писатели были привилегированным слоем. Государство в той или иной форме подбрасывало им деньги – например, издавали книги, которые совершенно никому не были нужны. Это был привилегированный класс, потому что он считался идеологическим резервом партии, на который в случае чего можно опереться, хотя сама крамола выходила часто именно из писательских рядов. Но это парадокс советской цивилизации. Тогда было совершенно нормальным существование профессии
Я знал поэтов, которые совершенно никому не ведомы, но которые покупали роскошные дачи, имели машины, меняли квартиры. А чем они занимались? Они переводили таджикских, узбекских, литовских поэтов. Был же план по дружбе народов… Вот я в начале своей поэтической деятельности переводил двух татарских поэтов – Амира Махмуда и Шамиля Маннапова.
Амир Махмуд был аспирантом пединститута, в котором я учился. Он очень хотел, чтобы его стихи были опубликованы на русском языке, и он ходил за мной и просил: «Юра, переведи!» До сих пор помню его строчку: «Запряг я сорок коней моих…» Но потом я переводами почти не занимался.
Когда рухнула советская власть, новая поняла: на черта ей нужно подкармливать писателей, и сделала ставку на журналистов, особенно на телевизионных, так как они формируют мнение. Хотя, по-моему, это ошибка, потому что журналисты – не в обиду будет им сказано – мнение распространяют и уточняют, а вот сама идейная база формируется на стыке литературы, истории и философии. Естественно, это был жуткий удар по писателям. Тот, кто привык хорошо жить, вдруг оказался никому не нужен. Получилось так, что поддержки лишились не только графоманы, но и люди действительно достойные и талантливые. Вдруг выяснилось, что одними стихами на жизнь не заработаешь.
– Секундочку, а как же поэты-песенники?
– Да, песенники при советской власти чудовищно много зарабатывали. Просто чудовищно много! Во-первых, они получали за исполнение песен по телевидению и радио. Но это ерунда. А вот когда ресторанные певички заполняли рапортички и сдавали их в местную филармонию, шли настоящие деньги. Страна-то большая! Если песню за вечер исполнили в пятистах кабаках, то посчитайте, сколько это было в день. Автору нужно было приходить в кассу с теннисными сумками, чтобы унести зарплату.
Помню, был такой смешной эпизод в 77-м году. Шло общее партийное собрание московской писательской организации. Выходит поэт Лазарев, он тоже писал песни, но немного. Говорит: «Все вы помните, как жил Фатьянов. Помните, как Коля Рубцов деньги «стрелял». А знаете, сколько заработал за 76-й год поэт-песенник Дербенев?» Кстати, хороший был песенник, недавно умер. Председателем собрания был Михалков, небедный, скажем, человек. Он спрашивает: «Ну сколько?» – «Сергей Владимирович, у вас челюсть отвиснет». – «У меня не отвиснет». – «147 тысяч». Тут у Михалкова челюсть и отвисла. Представляете, в 76-м году – и 147 тысяч! Потом был дикий скандал, урезали процент с песен, а песенники чуть не убили этого Лазарева. Он теперь в Америке живет…
Сегодняшние песенники получают за тексты сто-триста долларов. А уж о том, как проследить исполнение, и речи быть не может. Придешь к исполнителям, а у них охрана будь здоров! Попробуй спроси.
Не ошибусь, если скажу, что тех, кто зарабатывает сегодня исключительно литературным трудом в России, наверное, человек тридцать-сорок.
– Значит, это не странная профессия – писатель, литератор?
– Пушкин
– Но он еще и служил.
– Не всегда. Он стал историографом официально незадолго до смерти. Пушкин назывался литератором, потому что пытался зарабатывать литературным трудом, издавал журнал…
– И оставил после своей смерти двадцать пять тысяч долгов, которые оплатил Николай I.
– Тут я единственное могу сказать: не надо было жениться на красавице. Я думаю, что если бы я женился на Наталье Николаевне, то никакому царю не хватило бы денег за меня расплатиться.
Что значит сегодня быть профессиональным литератором? Это значит уметь все. Я называю себя прозаиком. Но стал еще и драматургом. Сейчас Говорухин ставит мою пьесу во МХАТе имени Горького. Но я умею написать рецензию, статью, вел колонки в «Труде», в «Московском комсомольце», в «Собеседнике», могу взять интервью. Могу написать сценарий. Сейчас, кстати, возглавляю сценарную группу стосерийного фильма «Салон красоты» на ТНТ. Писал сценарий восьмисерийного фильма «Поцелуй на морозе», который прошел на РТР. Издавал журнал «Реалист». По моей инициативе вышла «Антология русской поэзии двадцатого века», выходит еще одна – «Антология русской словесности», где собрано триста имен молодых литераторов.
– Значит, вы преуспевающий человек?
– В общем, я неплохо зарабатываю.
– Как же тогда совместить этот успех со словами Герцена «Мы не врачи. Мы – боль»?
– Герцен, между прочим, с голоду не помирал. И Пушкин тоже. В основном его долги были карточными, он же был азартным игроком. Достоевский тоже проигрывал все свои гонорары в карты. Тургенев был просто богатый человек. Некрасов был одним из удачливейших предпринимателей своего времени.
Вы путаете разные понятия. Писатель существует в двух плоскостях. С одной стороны, он как частное лицо не хочет, чтобы его дети голодали, а жена ходила в обносках. Поэтому он работает, зарабатывает. Это совершенно нормально. И я не понимаю того писателя, который всех заморил голодом, потому что пишет гениальный роман. Уверяю вас, человек, который заморил голодом всю семью, ничего хорошего не напишет.
Приведу интересный пример, сам недавно вычитал. Михаил Булгаков женился последний раз на женщине достаточно сложной и требовательной. В 1938 году он, уже будучи автором «Мастера и Маргариты», принимает участие в конкурсе на лучший учебник по истории для пятых-шестых классов. Он отложил все ради написания этого учебника только потому, что была объявлена премия победителю – тридцать тысяч рублей.
Он не голодал. Он хотел жить так, как он жил в период триумфальной «Зойкиной квартиры», в период «Дней Турбиных». Он хотел жить хорошо. Это совершенно нормально. Но человек ради того, чтобы хорошо жить, должен работать, а не продаваться.
Я следующим образом делю современную интеллигенцию. Одни, чтобы жить хорошо, работают на износ, берутся за любую работу, оставаясь при своих взглядах. Например, я десять лет был убежденным антиельцинистом, за что меня и с телевидения выгоняли.
А есть другие люди, которые тоже терпеть не могли Ельцина, но пошли работать в услужение режиму, говорили то, что они не думают. Они больше зарабатывали, чем я. Зато я сейчас чувствую себя человеком, который за десятилетие поношения и разгрома страны ничего не сделал для поддержки этого человека, а боролся за то, чтобы ельцинизм кончился как можно скорее.