Государственный киллер
Шрифт:
Лейтенант криво улыбнулся.
Впрочем, с охраной все оказалось не так уж безнадежно, как полагал Свиридов. Въезд на территорию комбината через массивные железные ворота, выкрашенные в бледно-зеленый цвет, контролировался двумя автоматчиками, а с вышки напротив смотрело дуло пулемета.
– Прямо как в концлагере, товарищ майор, – весело сказал он невысокому Малышеву, начальнику охраны комбината, который вышел к машине в сопровождении упомянутых автоматчиков.
Тот
– Вышка, – пояснил Владимир, – такие практиковали в концентрационных местах общения.
Майор никак не показал, что осознал что-то из сказанного, а протянул руку, чтобы, вероятно, принять у Свиридова пропуск, но внезапно вздрогнул и отшатнулся, как ужаленный разрядом электрического тока. Озирающийся по сторонам первый автоматчик и второй, обходящий машину кругом, ничего не заметили – ни перекосившегося лица Малышева, ни ошеломления Свиридова, ухватившего сползающего на землю майора за плечи.
Малышев выскользнул из его рук и мягко упал на бок. На спине по зеленой ткани форменной гимнастерки быстро расплывалось, набухало зловещее темное пятно.
В этот момент по земле хлестнула пулеметная очередь, вздыбив фонтанчики сухой пыли буквально в метре от него, Свиридова. Повинуясь годами отлаженному инстинкту самосохранения, Владимир одним пружинистым движением швырнул свое тело в сторону, и вовремя… на том месте, где он только что стоял, заметались сухие серые фонтанчики колобродящей пыли, сулящие смерть. Но сухой треск очереди тут же потонул в грохоте взрыва и визжании стремительно разваливающихся конструкций.
…Пулеметная вышка, на принадлежность которой к концлагерям Свиридов указал Малышеву минуту тому назад, – эта вышка, объятая пламенем, рухнула на асфальтовую площадку перед корпусом завода, и в воздух взметнулся сноп искр.
Лейтенант Бондарук стоял возле машины, из которой один за другим выскакивали те самые пятеро парней в бронежилетах и с автоматами. А в руках фээсбэшника окаменевший Свиридов, прижавшийся к земле возле высокого бетонного бордюра асфальтовой дороги, увидел еще дымящийся гранатомет.
Один из автоматчиков майора Малышева лежал на земле с уже простреленной грудью, и правая рука его в последних конвульсиях сжималась-разжималась на рукояти «калаша».
– Господи!
…Второй автоматчик наставил на него, Владимира, дуло автомата. Вероятно, он рассудил, что Свиридов главный во всем этом дурдоме.
Свиридов перекатился с боку на бок, в движении вынимая пистолет, и по земле хлестнула автоматная очередь. Отлаженный механизм «гроссмейстера смерти» сработал без участия сознания, когда, перекувырнувшись и встав на одно колено, Свиридов выстрелил в оскалившееся испуганное лицо охранника…
– Что это, мать вашу?
Из машины вывалился заспанный Фокин, и его взгляд упал на лейтенанта Бондарука, державшего в руках гранатомет и надрывно кричащего своим людям:
– К корпусу!
– Что это? – скороговоркой пробормотал отец Велимир, и взгляд его мутных красноватых глаз остановился на Свиридове.
– А черт его
В этот момент из-за корпуса выехала машина. Свиридов не мог не узнать ее: это был точно такой же серый «рафик», как тот, на котором они сюда приехали.
– Вон машина Панина, – выговорил Фокин, инстинктивно сгибаясь в три погибели. – О черррт!
Этот вопль Фокина слился с нечленораздельным восклицанием Свиридова, попятившегося и прислонившегося к кузову машины. И неудивительно, потому что в эту секунду Бондарук выстрелил из гранатомета, и яркая вспышка пламени на стене корпуса комбината возвестила о том, что ракета угодила именно туда.
Синхронно с грохотом взрыва из машины Панина выскочил капитан Купцов, а за ним один за другим посыпались спецназовцы. Свиридов рванулся было к ним, но в этот момент Купцов вскинул пистолет и несколько раз выстрелил по бегущим от горящего здания и от отчаянно дымящих останков вышки людям Бондарука. Один тут же упал и, перекатившись несколько раз, неподвижно застыл.
– Назззад! – заорал что есть мочи Бондарук и, швырнув гранатомет на землю, бросился к машине. За ним последовали четверо уцелевших, а вслед им посыпался град пуль.
«Только странный эффект производили эти пули», – мелькнуло в голове Свиридова, когда он машинально пригнулся… Противоречивые мысли спутанным клубком прокатились в измученном недельным запоем вялом мозгу, когда губы сами вытолкнули навстречу бегущему Бондаруку, на лице которого уже не было маски, зато алела свежая царапина:
– Они же стреляют холостыми!
Но слова и самая мысль о холостых патронах тут же растворились, словно их и не было, в накатившей волне холодного бешенства, потому что лицо лейтенанта хищно перекосилось, и он вскинул на Владимира невесть откуда взявшийся миниатюрный пистолет… Свиридов перехватил его руку и с размаху ударил кулаком в висок. Бондарук сдавленно простонал и нырнул под ноги Свиридову. Четверо бандитов – а в том, что это были бандиты, Владимир уже перестал сомневаться – скопом бросились на него, тем более что Свиридов преграждал путь к машине.
Первый даже не успел пикнуть, когда Свиридов перехватил кулак, нацеленный ему в лицо, и рванул руку так, что хрустнули кости, а нападавший пронзительно взвыл. Не отпуская первого, Свиридов ударил ногой по дулу автомата, который поднял на него второй, и следующим ударом полусогнутой ноги отбросил того на асфальт.
В то же самое время Фокин нанес третьему удар, силе которого могла бы позавидовать самая агрессивная, резвая и брыкучая лошадь с трехкилограммовой боевой подковой на копыте, а четвертого подхватил и швырнул, как малого ребенка, о стену, и это несмотря на то, что тот успел основательно поколебать гранитное равновесие отца Велимира короткой очередью в упор. Впрочем, у каждого уважающего себя служителя церкви имеется освященный господом эксклюзивный кевларовый бронежилет. Отец Велимир всегда относил себя к числу именно таких пастырей.