Государственный обвинитель
Шрифт:
— Страна большая. — Юм зубами откупорил обе бутылки и стал поливать мебель. — Кто как, а я за Урал мотаю. Года три нужно в Сибири отсидеться, не меньше.
— А на Украину можно? — спросил Грузин.
— Да хоть на Памир. Только в Москве оставаться нельзя. — Юм побежал на кухню и ногой выбил из плиты трубу. Зашипел газ, распространяя по квартире тошнотворный запах сероводорода. — Все, сматываемся. После поговорим.
Когда они перебежали на другую сторону улицы, квартира уже пылала вовсю.
— Черт
— Дело вкуса, — сказал Юм…
В темноте
Виктор остановился во дворе, глядя на темные окна своей квартиры.
— Что за дела? Я же ключи дома оставил.
Было уже одиннадцать вечера, но Наташа почти никогда не ложится спать в это время.
На этаже света тоже не оказалось. Витя матернулся тихонько и на ощупь двинулся к двери.
— Виктор? — вдруг услышал он шепот за спиной.
— Да, — ответил он тоже почему-то шепотом. — Ты, что ли, Татка? Что ты тут делаешь?
— А вот что, — ответила она, и в глазах у него ярко сверкнула вспышка. И в следующий момент он уже лежал на полу, стараясь закрыться руками от ее ударов.
— Вот что я здесь делаю! — приговаривала она, отчаянно лупя его кулаками. — Вот что я здесь делаю, сволочь ты такая! Ножек, говоришь, у нее нет? А шашлычок жарить у нее ноги есть, кобель поганый? Ты у меня сейчас сам без ног останешься.
— Наташа, да что случилось? — Виктор все еще пытался сохранить шутливый, непринужденный тон, хотя из носа у него уже текла кровь. — Да что с тобой, не понимаю?
— Ах ты не понимаешь? — Она уже устала бить, поэтому просто вцепилась ему в волосы. — А как врать, что ты у нас холостой, ты понимаешь, концептуалист вонючий! Да я ей домой звонила! Наташа упала на колени и вдруг разрыдалась: — Какая же ты сволочь! Господи, какая же ты сволочь! У тебя же ребенок!
— Наташенька, я… — попытался он было что-то сказать.
— Сумки в прихожей, — перебила Наташа. — Бери быстро и спускайся вниз. Там все, что нужно.
— Прости меня, Таточка! Я больше никогда так не буду, я был дурак, я…
— Знаю, не рассказывай. На, держи. — Она сунула ему в руку ключи. — Я с Инной буду ждать тебя в подворотне напротив булочной.
— Как? Зачем? — Виктор решительно ничего не мог понять. — Так ты меня не выгоняешь?
— Надо бы, да ты мне пригодишься. — Она спустилась на один пролет и выглянула в окно. — Там никого нет во дворе? Ты не заметил?
— Да что случилось?! — взорвался он. — Куда ты собралась среди ночи? И где дочь?
— Вспомнил наконец, сволочь. Она в надежном месте. Не здесь.
— Что?! В каком еще месте?
Наташа подошла к нему, прижала его к стене и тихо сказала:
— Витя, пожалуйста,
— Но я не могу. И потом, зачем?
— Витя! — прошипела она сквозь зубы. — Я очень тебя прошу, сделай все, как я говорю. Помнишь, я тебе рассказывала — я пять человек под высшую меру подвела?
— Ну и что?
— Они сбежали…
Свободный человек
Потом они сидели в лесу, в Лосиноостровском, и пили водку. Те три бутылки, которые купил Петя.
— А можно я дальше как-нибудь один? — жалобно попросил Склифосовский. — Я, честное слово, не попадусь, честное слово, и денег мне не нужно.
— А кто тебе даст? — засмеялся Грузин. Встал, расстегнул ширинку и начал мочиться прямо на костер.
Юм молчал. Ковырял палочкой землю и молчал, изредка бросая короткие, как молния, взгляды то на Мента, то на Грузина.
— Так я пойду? — Склифосовский встал и отряхнул штаны, глядя на Женю.
— А тебя отпускали? — спросил Юм. — Сиди и не рыпайся.
— Слушай, Грузин, — вдруг сказала Женя. — А что это ты там, в фургоне, так старался?
— В каком смысле? — не понял он.
— Ты знаешь, в каком. — Она встала и двинулась прямо на него. — Ты что же, паскуда вонючая, думаешь, что можешь вот просто так при всех меня оттрахать?
Грузин побледнел и попятился от нее, на ходу застегивая ширинку, но споткнулся о какой-то корень и растянулся на траве..
— Ты что же это, гад? — Она нависла над ним, сжимая кинжал в руке. — Ты думал, что я все забыла? Ты думал, что тебе это с рук сойдет?
— Нет, я… Ты же сама просила. Я не…
Она вдруг размахнулась и кинжалом полоснула ему по груди.
Грузин вскрикнул и хотел вскочить, но Женя наступила ему ногой на горло.
— Что я тебе, блядь какая-то?! — рассвирепела она и вдруг начала пинать его ногами. — Сволочь, хохол поганый! Да я тебя за это убью!
Мент не обращал внимания на происходящее, а Юм наблюдал за всем с каким-то даже удовольствием. Не останавливал, не помогал, вообще не вмешивался. Просто сидел и смотрел, как его женщина избивает здорового мужика, а он даже не смеет дать ей сдачи.
— Что, хочешь уйти? — спросил он вдруг у Склифосовского, и все замерли.
— Я? — Тот оглянулся, как будто тут мог находиться кто-то еще с такой же фамилией. — Да нет, почему? Я и остаться могу. Зачем мне уходить? Куда? Я с вами, как все.
Юм довольно улыбнулся.
— Пусть идет, — сказал вдруг Мент и грозно посмотрел на корейца.
— Что? — Юм будто не расслышал. — Ты, кажется, что-то сказал?
— Я сказал — пусть идет, — повторил Мент и встал. — Если хочет, пусть идет. И никто ему не запретит.