Государственный преступник
Шрифт:
— А мне-то за что? — невесело пробубнил Кузьма. — Мне эти письма вот он дал.
— Суду в данном случае будет неважно, откуда у вас появились письма. Важно будет то, что они находились спрятанными под полом вашей баньки. А это, как я уже сказал, очень важные улики, за сокрытие которых вам положен весьма приличный тюремный срок. Вам же, милейший, — перевел взгляд на Сеньку пристав, — светит срок еще больший.
— За что? — привстал с лавки Сенька. — Я нашел эти письма в лесу! И хотел принести их, — он мотнул головой в сторону Аристова, — вот
— Это неправда, молодой человек, — не согласился с заверением Сеньки Артемий Платонович. — Вы хотели отдать эти письма вовсе не мне, а некой красивой даме, посулившей вам за них пятьсот рублей. Или вы будете возражать?
— Пятьсот? — воскликнул Кузьма, и, ежели бы не веревки, связывающие руки, он разорвал бы, верно, Сеньку в куски. — Ах ты, падаль…
— Как видите, нам известно все, — продолжал Аристов. — Но вы, — пристально посмотрел он на Сеньку, — будете сидеть в тюрьме не за письма, а за покушение на убийство, чему мы с господином приставом были свидетелями.
— Так ему! — радостно осклабился Кузьма.
Аристов нахмурился.
— Вы рано веселитесь, молодой человек, — заметил ему Артемий Платонович. — Наш разговор еще не закончен. Господин пристав, — обратился он к Обличайло, — сделайте одолжение, выведите Семена на воздух. Мне кажется, он вот-вот впадет в состояние прострации.
Когда они вышли, отставной штабс-ротмистр какое-то время смотрел на Кузьму немигающим взглядом. Что парень этот пропащий, он понял сразу. Такие кончают каторгой или финским ножом в животе. Но на один шанс он все же имел право. И Артемий Платонович решил дать ему этот шанс.
— Послушай, — начал он. — Я знаю, что ты ничуть не лучше своего дружка. Ты хуже его. И посадить тебя было бы делом справедливым. Но я не судья и не полицейский, поэтому предлагаю тебе сделку.
— Что я должен сделать? — быстро спросил Кузьма, сообразив, что на этот раз может дешево отделаться.
— Ты должен будешь всю последующую неделю безвылазно сидеть дома. За тобой будут наблюдать, поэтому, как только ты задумаешь куда-нибудь отлучиться, мне это сразу станет известно.
— И все? — повеселел Кузьма.
— Нет, не все, — жестко ответил Аристов. — И еще ты должен позабыть о письмах и о том, что произошло этой ночью. Исполнишь эти условия — хорошо, проболтаешься кому-нибудь, то будешь сидеть в тюрьме, я это тебе обещаю.
Кузьма встретился взглядом с Аристовым и понял, что этого человека лучше не злить и что он сделает именно так, как обещал.
— Тебе все ясно? — спросил Артемий Платонович.
— Да, — ответил Кузьма.
— Тогда ступай, погуляй покуда во дворе, — сказал Аристов, развязав парню руки. — И скажи господину приставу, что я его жду.
Когда пристав с Сенькой вернулись в баньку, отставной штабс-ротмистр сидел на лавке в глубокой задумчивости, из коей его вывел возглас Сеньки:
— Вы чо, отпустили его? Одному мне, что ли, в тюрьму идти?
— Ну, если ты будешь благоразумен, — вздохнул Аристов, — то, может быть, мы сможем обойтись
Обличайло освободил парня от пут, но на всякий случай встал у дверей. А Артемий Платонович приступил к осуществлению второй части своего плана.
— У нас с господином приставом к тебе большая просьба. Вернее, две, — начал Аристов. — Выполнишь их, гуляй на все четыре стороны. Не выполнишь — пеняй на себя.
— Все исполню, господин барин, все, что прикажете, сделаю, — горячо заверил его Сенька.
— Молодец, — похвалил парня Аристов. — Ты ведь грамотен? Читать-писать умеешь?
— Могу. Меня барыня учили.
— Вера Михайловна? — поинтересовался Артемий Платонович.
Сенька закивал:
— Она.
— Значит, записку ты написать сможешь?
— А чо не написать-то.
— Вот и славно, — достал отставной штабс-ротмистр из кармана карандаш и клочок бумаги, припасенные им еще в замке. — Вот тебе письменные принадлежности, садись.
Сенька сел, старательно послюнявил карандаш и выжидающе уставился на Аристова.
— Значит, так, — сказал Артемий Платонович. — Пиши: Письма у Кузьмы взял и спрятал в надежном месте. Но принести их не могу, меня заарестовали за силки, что я ставил в барской роще. Богом вас прошу, скажите молодой барыне, чтобы выручала меня. Принесу вам письма, как только меня отпустят. Сенька.
— Ну что, дружок, написал? — нетерпеливо спросил Аристов.
— Написал, — с готовностью ответил Сенька.
— А ну, дай глянуть.
Артемий Платонович принял из рук парня бумажный клочок.
— Раз… два… десять… Десять… М-да-а, — протянул он, прочитав каракули Сеньки. — Восемнадцать ошибок! Тебе бы, братец, лучше грамоте учиться, нежели о наградах помышлять. Впрочем, — он взглянул на Обличайло каким-то оценивающим взглядом, — оно в сей ситуации, пожалуй, и к лучшему.
— А вторая ваша просьба какая? — с любопытством спросил Сенька.
— Такая, что мы пойдем сейчас к деревенскому старосте, и ты просидишь два дня взаперти там, куда он тебя определит.
— Я могу просидеть эти два дня дома. Ей-богу, носу на улицу казать не буду!
— Да нет уж, паря, не уговоришь! — покачал головой Артемий Платонович. — Посидишь два дня под замком. Потому как сие не нам, а тебе в большей степени надобно. Для твоей же безопасности. Где староста-то живет, говоришь?
Степан Яковлевич не спал. Бессонница — доля стариковская. Может, под самое утро удастся заснуть ненадолго, да и то, какой это сон, так, муть какая-то. К тому же быть старостой деревенским равно что служить уездным лекарем: и днем, и ночью дела неотложные случиться могут. Поэтому, когда в избу к нему постучали, он не шибко-то и удивился. А вот когда открыл ночным гостям двери, так малость опешил: по бокам непутевого парня Сеньки с выселок стояли два совершенно незнакомых человека. Похоже, что из благородных.