Государственный преступник

Сухов Евгений Евгеньевич

А вот и хроника происшествий.

«Вчера в 7-мь часов утра, на Каменной улице около Ивановского монастыря найден мертвым канцелярский чиновник палаты гражданского суда, коллежский регистратор Егор Семенов Победоносцев. На теле знаков насилия не обнаружено. Труп отправлен в Городскую клинику для вскрытия; о происшествии же производится со стороны полиции дознание».

Аристов, всегда читающий газеты с карандашом, поставил против этой заметки крестик.

«Пойман Иоганн Фердинандов Кох (он же Яков Осипов

Черный, он же Пацко), 20 лет, роста 2 аршина 3 3/8 вершка…»

Не то.

«Вчера во второй части города в доме мещанина Анохина скоропостижно умер отставной рядовой Агап Павлов. Врачи констатировали смерть от непомерного количества выпитой померанцевой водки…»

Снова не то.

«На берегу реки Волги, между пароходными конторами „Самолет“ и „Вулкан“ усмотрено мертвое тело молодого мужчины без признаков насильственной смерти. В кармане его полушубка найден бумажник с деньгами 16 руб. серебром и паспорт на имя 3-й гильдии купеческого сына Костромской губернии Ерофея Васильева Жарова, выданный из Судиславской городской Думы».

Еще один крестик.

«Третьего дня, ночью, из арестантской камеры при 2-й части бежал содержащийся под арестом за кражу малоношенных крашенинных шаровар и новых пестрядинных портов кантонист Евпл Сосипатров…»

Это мимо.

«Вчера в 5 часов утра найдено мертвое тело неизвестного человека около протока озера Кабан.

Того же числа, в то же время близ того же места взята молодая женщина, не могшая из-за невменяемости состояния ответить ни на один вопрос. При ней обнаружен желтый билет на имя крестьянки деревни Ометевой Мелании Донатовой Елизбаровой. Сия женщина отправлена для излечения в Городскую клинику.

О происшествиях сих со стороны полиции производится дознание».

Артемий Платонович поколебался и поставил против этой заметки еще один крестик. Затем немного поразмышлял, что в последнее время было связано у него с обязательным курением трубки, оделся и вышел из дома. Спустившись на Рыбнорядскую площадь, хоть и замощенную, но завсегда грязную и слякотную в это время года, он пересек ее чуть наискосок и через Малую Каменную улицу прошел на Университетскую. Сюда выходила солидным каменным крыльцом городская клиника.

Сдав в гардеробную свой габардин со старомодной пелериною и дворянскую фуражку, Аристов прямиком направился в ординаторскую.

— Сверх штата старший чиновник особых поручений при его превосходительстве господине губернаторе Артемий Платонович Аристов, — представился он сухощавому человеку в эспаньолке и пенсне с толстыми стеклами.

— Очень приятно, — вышел тот из-за стола, изобразив на лице несомненное удовольствие. — Много слышал о вас и просто жаждал познакомиться лично. Ординатор клиники статский советник Иван

Степанович Дмитриевский. Рад, весьма рад, — добавил он, пожимая крепкую сухую руку отставного штабс-ротмистра.

— Я также крайне рад нашему знакомству, — ответил Артемий Платонович и очень заинтересованно глянул на Дмитриевского. — А ведь мы с вами виделись и раньше.

— Да? Где, когда? — сморгнул огромными из-за сильного увеличения стекол пенсне глазами Иван Степанович.

— Первый раз — в сорок шестом году на похоронах его превосходительства действительного статского советника Карла Георгиевича Розена, нашего знаменитого практикующего врача и горожанина. Вы, кажется, были тогда адъюнктом врачебного факультета Императорского университета.

— Верно, — удивился Дмитриевский. — Однако и память у вас.

— А еще мы с вами видались на юбилее профессора судебной медицины Георгия Иоакимовича Блосфельда пять лет назад, когда он справлял свое сорокалетие.

— Поразительно, — восхитился ординатор клиники. — Возраст, как я вижу, вас совсем не берет.

Дмитриевский поправил на носу пенсне и вопросительно посмотрел на отставного штабс-ротмистра.

— Чем могу служить?

— Вчера к вам поступил труп коллежского регистратора Победоносцева. Вскрытие уже произошло?

— Минутку. — Дмитриевский вернулся за стол и порылся в своих бумагах. — Да, труп Победоносцева вскрывал вчера вечером оператор Ворожцов. В присутствии как раз профессора Блосфельда.

— Вы позволите взглянуть на врачебное заключение?

— Пожалуйста, — несколько удивленно ответил Иван Степанович, протянув Артемию Платоновичу листок бумаги. — Это копия. А оригинал мы уже передали в полицейское управление.

— Благодарю, — принял из рук Дмитриевского заключение Аристов и быстро пробежал его глазами. — Сердечная недостаточность?

— Именно так.

— А могу я поговорить с господином Ворожцовым?

— Конечно. Он сейчас на очередном вскрытии. Желаете пройти?

Холодная «анатомичка», где производились вскрытия, находилась в цокольном этаже здания: каменный пол, каменные стены, окрашенные масляной краской, несколько носилок в углу, парочка каталок на вращающихся колесах и жестяные столы с накрытыми телами покойников. Возле одного из трупов стоял человек в колпаке и халате с кожаным фартуком и большой иглой зашивал огромный разрез на животе покойника. Сидящий чуть поодаль на табурете второй врач что-то писал в большую амбарную книгу.

— Господин Ворожцов! Василий Прокофьевич! — позвал оператора Дмитриевский.

Человек в фартуке обернулся, кивнул головой — дескать, сию минуту, сделал еще несколько стежков, буркнул что-то сидящему доктору, на что тот согласно кивнул, и направился к вошедшим.

— Вот, это наш оператор и магистр по кафедре патологической анатомии господин Ворожцов, — представил Аристову врача Дмитриевский, когда тот подошел. — А это, — повернулся он в сторону отставного штабс-ротмистра, — старший чиновник особых поручений при господине губернаторе Артемий Платонович Аристов. У него к вам имеется разговор.