Государственный служащий
Шрифт:
– Вы сломали мою посылку!
– завизжал ребенок.
– Я этого не делал, убери это немедленно, - ответил Ховардс, поднимая сверток за конец веревки.
Ребенок не обратил никакого внимания на его слова и громко разревелся.
– Человека, который так обращается с детьми, нужно высечь кнутом!
– Комната восемь девять три четыре, - повторил Ховардс сквозь сжатые губы, надеясь, что человек уйдет.
Высокий рыжий молодой человек, стоявший в очереди за ребенком, уже давно подпрыгивал от нетерпения.
–
– Будьте любезны заполнить телеграфный бланк, - прервал его Ховардс. Он нажал кнопку, и на барьер выполз отпечатанный бланк.
– Будет трудновато, - ответил молодой человек, поднимая обе руки; они были замотаны в бинты, скрепленные лентами лейкопластыря.
– Я не могу писать, но мог бы продиктовать вам текст. Это займет всего одну минуту. "Дорогой дядя..."
– Мне очень жаль, но я не могу принимать телеграммы под диктовку. Однако вы можете продиктовать ее из любого телефона-автомата.
– Я не могу засовывать монеты в щель. "Дорогой дядя..."
– Это жестоко и бессердечно, - возмущенно фыркнула молодая девушка из очереди.
– Я был бы рад помочь вам, - сказал Ховардс, - но это запрещено инструкциями. Однако я уверен, что кто-нибудь из стоящих дальше согласится написать для вас текст на бланке, и тогда я с удовольствием приму вашу телеграмму.
– Как вы суровы, - заметила девушка. Она была чрезвычайно привлекательна, и когда она наклонилась, ее груди впечатляюще приподнялись на краю барьера. Она улыбнулась.
– Я хотела бы купить несколько марок.
Ховардс ответил ей улыбкой; на сей раз совершенно искренней.
– Я был бы счастлив удовлетворить вашу просьбу, мисс, если бы не тот факт, что мы больше не выпускаем марок. Стоимость пересылки теперь печатается машиной прямо на конверте.
– Как хорошо придумано. Но разве нельзя купить юбилейные марки, которые все еще сохраняются на почте?
– Конечно, это совсем другое дело. Продажа публике юбилейных изданий марок.., пункт B - 23Х/48 Книги.
– Какой вы умный. Столько всего помните! Так вот, я хотела бы серию, посвященную столетию Службы по доставке пеленок на дом...
– Наглец, проклятый наглец! Хотели избавиться от меня!
– вновь загремел голос краснолицего. Он орал издалека, протискиваясь через толпу.
– Комната восемь девять четыре четыре закрыта.
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что комната восемь девять четыре четыре может быть закрыта, - спокойно ответил Ховардс.
– Я не знаю, что находится в комнате восемь девять четыре четыре. А Бюро претензий находится в комнате восемь девять три четыре.
– Тогда, почему, будьте вы прокляты, вы сказали мне восемь девять четыре четыре?
– Я вам такого не говорил.
– Нет, сказали!
–
– подумал Ховардс.
– Ошибка! О, нет, только не это". Он почувствовал, что бледнеет.
– Боюсь, что я допустил небольшую ошибку, - сказал он, обращаясь к девушке.
– Существует дополнительный приказ, отменяющий продажу всех юбилейных марок в почтовых отделениях.
– Но ведь это же глупость.
– Девушка мило надулась.
– Разве вы не можете продать мне маленькую марочку с пеленками...
– Если бы я имел на это право, то ничего не доставило бы мне большего удовольствия, но нарушение инструкции недопустимо.
– Башку тебе разбить, как ты разбил посылку!
– рявкнул огромный разъяренный детина. Оттолкнув девушку, он сунул прямо под нос Ховардсу растрепанный пакет. Зловоние было ужасающим.
– Уверяю вас, сэр, что я не разбивал ее. Будьте любезны, уберите...
– Мой сын сказал, что это ты.
– Однако я этого не делал.
– Ты хочешь сказать, что мой сын солгал?!
– оглушительно взревел детина и, перегнувшись через барьер, схватил Ховардса за грудки.
– Прекратите!
– задыхаясь, воскликнул Ховардс. Он попытался вырваться и услышал треск материи. Он пошарил рукой на столе, нащупал кнопку вызова охраны, попытался нажать на нее, но она отломилась и свалилась на пол. Ховардс дернулся сильнее, и большая часть его сорочки осталась в кулаке детины.
– Отправьте, пожалуйста, - сказал кто-то и в щель пульта просунулось письмо.
– Два кредита, - отозвался Ховардс. Он пнул ногой упавшую кнопку и набрал на пульте стоимость отправки письма.
– Вы сказали: комната восемь девять четыре четыре!
– кричал краснолицый.
– Не умеете обращаться с приборами, - с кислым выражением на лице проворчал ремонтник, появившись из-за спины Ховардса.
– Вовсе нет. Я только прикоснулся к ней, и она отломилась.
– Эти устройства никогда не ломаются.
– Помогите мне, - попросила хилая старуха, трясущейся костлявой рукой подтолкнув к нему поперек барьера истрепанную и грязную пенсионную книжку. Это моя пенсия. Они не хотят платить мне мои деньги.
– Денежные выплаты осуществляются всегда, - ответил Ховардс. Он за мгновение прикрыл глаза - почему?
– а потом потянулся за книжкой. Краем глаза он заметил проталкивавшегося к барьеру человека с густой нечесаной черной бородой и выражением ненависти на лице.
– Я знаю, что...
– начал Ховардс, затем остановился. Возможно ли, чтобы это ему уже было знакомо? В голове начали оформляться какие-то мысли, похоже, что наступала какая-то ясность.
– Я не знаю этого номера, - визжала старуха.
– Он умер, и все его документы уничтожены, вы можете это понять!