Готический роман. Том 1
Шрифт:
Выводя фургон со стоянки, Ури глянул на часы – было еще достаточно рано, чтобы успеть смотаться в Гейдельберг, а на обратном пути заехать в Вормс. Погода стояла прекрасная, шоссе, не знающее ограничения скорости, мягко стелилось под колеса. Он только не учел сложного переплетения улиц в Гейдельберге, по которым ему пришлось изрядно попетлять в поисках нужного почтового отделения. Когда он преодолел и это препятствие и, зажимая в кулаке заветный ключик, подошел, наконец, к заполненной белыми дверцами стене, выходящей на устланный ковром опавших листьев бульвар Королевы Луизы, сердце его отчаянно колотилось.
Он отыскал глазами нужный номер, но прежде, чем отпереть дверцу, опасливо оглянулся через плечо, – не следят ли за ним? И хоть Ури тут же обозвал
Сунув руку с ключиком в карман куртки, Ури прошел мимо стены с дверцами и медленно зашагал по центральной аллее бульвара, остро вглядываясь в лица прохожих. Дойдя до угла, он подошел к газетному киоску, купил «Франкфуртер Альгемайне», сунул под мышку и прогулочным шагом двинулся обратно к почте, опять регистрируя на ходу лица встречных. Нет, все были новые – никто не повернул вслед за ним, никто не ждал его возле почтового ящика, никто не сидел на скамейке напротив.
Ури быстрым движением сунул ключик в замочную скважину и повернул, с замиранием сердца ожидая, откроется ящик или нет. Ключик не повернулся – и Ури похолодел – ключик не тот? ящик не тот? город не тот? Он нажал посильней, ключик дрогнул и начал неуверенно поворачиваться в замке. Через бесконечно долгую долю секунды дверца с легким скрежетом отворилась, открывая глазам Ури продолговатое черное гнездо, а в нем толстую тетрадь в красном переплете и продолговатый белый конверт, притаившийся на тетради, как белый голубь на черепичной крыше. Затаив дыхание, Ури крепко зажал край конверта в щепотке пальцев, чуть-чуть опасаясь, что тот и впрямь, словно голубь, выпорхнет из ящика в открывшийся за дверцей простор неба. Конверт легко соскользнул с гладкого пластика тетрадной обложки и лег на ладонь Ури – он был плотный и тяжелый, имени адресата на нем не было, был только номер ящика и название города. Ури поспешно сунул конверт в карман, не разглядывая, вынул тетрадь, запер ящик и, прижимая тетрадь локтем к боку, устремился к фургону, который был припаркован на стоянке за два квартала от почты. Он шел быстро, почти бегом, все время касаясь кончиками пальцев края конверта в кармане, – ему казалось, что конверт при каждом касании обжигает ему пальцы.
Закрыв за собой дверцу фургона, он бросил тетрадь на пассажирское сиденье и торопливо перелистал – она была исписана странными завитками и спиральками и явно не была отправлена в Гейдельберг по почте, а просто оставлена в ящике на хранение, скорее всего, самим Карлом. Решив, что тетрадью он займется позже, Ури вытащил из кармана конверт, осторожно надорвал его и встряхнул, – на колени ему выпал паспорт. Он уронил было конверт и потянулся раскрыть паспорт, но тут из конверта с шелестом вылетела длинненькая, тоненькая сине-желтая книжечка с надписью «Свисс-Эр». Он подхватил ее на лету и отогнул верхний лист: это был билет первого класса на самолет, летящий из Цюриха в Бейрут. Ури открыл паспорт – с первой страницы на него глядел преображенный, темноволосый, с длинными, закрывающими лоб локонами, но все же узнаваемый Гюнтер фон Корф. И паспорт, и билет были выписаны на имя Рихарда Шульца. Билет первого класса особенно поразил Ури – он никогда не встречался с людьми, которые летают первым классом. Впрочем, с людьми, которые летают в Бейрут, он не встречался тоже. Он мельком глянул на дату отлета и присвистнул – четырнадцатое января этого года! А сейчас уже ноябрь! Значит, все это богатство десять месяцев пролежало невостребованным в черном гнезде почтового ящика!
Почему же никто за ним не пришел?
Затягивая на плече ремень, Ури перебирал в уме возможные объяснения странного поведения Карла-Гюнтера. Он вполне мог запросить паспорт и билет у кого-то, кому он не доверял и кого боялся, чтобы этот таинственный кто-то, уверенный, что он сможет перехватить Карла-Рихарда в цюрихском аэропорту, не стал его искать до отлета и дал таким образом Карлу-Гюнтеру возможность ускользнуть от него каким-то другим путем. Этот вариант выглядел весьма убедительно –
А что, если Карл был вовсе не инициатором событий, а их жертвой? Бывают ведь такие игры, в которых охотник неожиданно превращается в зайчика. Можно, например, предположить, что Карл не решился взять документы из ящика, опасаясь слежки. Ури живо представил себе, как он долго бродил вокруг почты – запивал пивом жареные сосиски вон там, у киоска, а у другого киоска, на углу, покупал газету и с газетой под мышкой шел прицениваться к телевизору в магазине электротоваров на круглой площади, замыкающей бульвар, а потом сидел у приоконного столика в нарядной бонбоньерке-кондитерской на втором этаже дома напротив почты и наблюдал за потоком прохожих на бульваре. Утвердившись в конце концов в своем подозрении, что за зданием почты ведется постоянное наблюдение, он предпочел выскользнуть из кондитерской и уйти без документов. Куда, когда, к кому? – на эти вопросы вряд ли удастся когда-нибудь получить ответ.
Были, впрочем, и другие варианты – да, были, были другие, и даже весьма захватывающие! Никто, может быть, за ним и не следил. Ему просто не удалось добраться до этой стены, заполненной аккуратными гнездышками почтовых ящиков, и вытащить из-за белой дверцы счастливый лотерейный билет, открывающий ему путь в Бейрут, навстречу желанной свободе. И хорошо, и отлично, – ведь если б ему это удалось, то он, пожалуй, еще мог бы столкнуться с Ури на узкой улочке палестинского тренировочного лагеря и выпустить в него очередь из своего «Калашникова». Он еще, чего доброго, и попал бы: такие, как Гюнтер фон Корф, стреляют без промаха! Однако случилось что-то, из-за чего Карл сбился с пути и не попал в Гейдельберг, оставив в темном склепе почтового ящика невостребованный паспорт и невостребованный билет первого класса на самолет из Цюриха в Бейрут.
В голове Ури начала смутно формироваться цепочка событий, которые могли помешать Карлу добраться до заветного билета. В этой цепочке было пока слишком много прорех и запутанных узлов, чтобы Ури решился принимать свои догадки всерьез. Подтверждение или опровержение этих догадок можно было, пожалуй, найти только в Байерхофе. Если, конечно, успеть в архив Управления по Охране Памятников до конца рабочего дня.
Ури глянул на часы и ужаснулся – было уже начало третьего! Бедная Инге там, наверно, сходит с ума, не понимая, куда он укатил на целый день, даже не повидавшись с ней после вчерашних драматических событий. Нужно поскорей позвонить ей и успокоить, однако еще важнее успеть в Байерхоф – вполне возможно, что архив закрывается в три.
«Ничего не поделаешь, – сокрушенно подумал Ури, прибавляя газ и отыскивая глазами среди множества придорожных зеленых щитов тот, который обещал поворот на Байерхоф, – придется позвонить ей позже.»
Клаус
Я проснулся ни свет, ни заря и помчался к Чертову Пальцу – туда, где я вчера оставил Ганса. Но его не было на том месте, где я ночью его бросил, зато там было полно людей с охотничьими ружьями, местных и городских. Они небось с рассвета ходили взад-вперед по лесу и громко перекрикивались, и поэтому бедный Ганс, конечно, испугался и удрал. Я даже немножко пожалел: может, все-таки, надо было его привязать? Если бы он был привязан, он, наверно, испугался бы еще больше, но зато не мог бы убежать, и я сейчас нашел бы его и увел куда-нибудь подальше от Чертова Пальца.
Мамка права: голова у меня, как дырявая корзина. Ведь я все время знал, что сегодня День Охотника! Но когда я оставлял Ганса среди ночи в лесу, я совсем забыл, что в День Охотника все охотники бродят по лесу в охотничьих ботинках и в охотничьих шляпах. Я почему-то привык думать, что День Охотника – не для того, чтобы бродить по лесу с охотничьим ружьем. А для того, чтобы напялить шляпу и ботинки, с утра закатиться в «Губертус» и там пить пиво и орать песни вместе с другими в таких же шляпах и ботинках.