Готический роман. Том 1

Воронель Нина Абрамовна

«Что случилось что случилось», – надрывно отстукивал Отто.

– Ничего не случилось, папа. Все в порядке. А почему Клаус не снял с тебя протез?

Отто и не подумал ответить на ее вопрос. Он был полон своих вопросов:

«Зачем заперлась, пробежала не зашла зачем».

– Что ты придумал? Я просто спешила закончить с геранями – и все.

«Не ври не ври не ври кто-то приезжал кто кто приезжал».

– Кто именно тебя интересует? Сегодня через нас, кажется, сто человек проехало. Мы ведь заканчиваем стройку.

«Не ври не ври», – повторил Отто и переключил свой лихорадочно горящий взгляд на Ури, который пытался проскользнуть мимо с охапкой курток и пиджаков.

Стальная

лапа заколотила в рельс с удвоенной скоростью:

«Стой Ури куда вещи Карла почему кто приезжал кто».

С чего она взяла, что Отто не в счет? Да у него память, как ни у кого другого!

Услышав про Карла, Ури приостановился было, но Инге нетерпеливо указала ему на дверь:

– Уходи скорей, уходи, я уложу его в постель и приду.

Отто отчаянно задергался в кресле, возражая всем телом:

«возьми меня к себе я не хочу один что случилось что случилось».

Отстучав этот отчаянный призыв, он ужасу Инге, с неожиданным проворством соскользнул с кресла на холодные камни лестничной площадки и стал корчиться в судорогах совсем близко к краю ступенек. Инге наклонилась, покачнулась, упала на колени и, не в силах удержать отца, в панике позвала: «Ури!» Он, слава Богу, услышал, рванулся обратно и, с ходу оценив ситуацию, уронил вещи на пол, чтобы перехватить старика в последний миг перед тем, как тот начал скатываться вниз в подвал.

– Для полноты картины мне сейчас только не хватало, чтобы у него начался приступ, – прошептала Инге, наполняя шприц, пока Ури укладывал Отто в постель. А потом собирал разбросанные по всему коридору вещи Карла, чтобы повесить их к себе в шкаф и освободить ее от страха.

Что бы она делала, если бы Ури и впрямь послушался ее, взял фургон и уехал? Да ничего бы она не делала, просто умерла бы – и все!

Ури

Неясно было, почему старик закатил такую истерику из-за случайного визита какого-то незнакомца. Ури тщетно искал ответ на этот вопрос, пока они собирали разбросанные по всему коридору одежки Карла. Когда все мелочи были возвращены в сумку, Инге последний раз заглянула к Отто – старик спал на спине, нос его заострился, хриплое дыхание было ровным.

– Пошли, – сказала Инге. – Я надеюсь, укола хватит до утра.

И они зашагали через ночной, пустынный, шуршащий опавшими листьями двор.

– А что холодильник? – на миг вернувшись к реальности, спросил Ури. – Они закончили монтаж?

Инге ответила не сразу, а чуть погодя, когда они уже поднимались на крыльцо, с деланным спокойствием, чтобы Ури не заметил радостного звона в ее голосе. Она еще не поверила окончательно, что он останется, и его интерес к холодильнику добавлял ей надежды:

– Почти закончили. Утром приедут на пару часов доделать какие-то мелочи.

Она открыла дверь, и они наконец ввалились к себе, в ласковый буржуазный уют кухни.

– Если бы ты знал, как Карл презирал меня за мою любовь к обывательским радостям! – призналась Инге, открывая дверцу буфета, за которой она держала свой небольшой, но со вкусом подобранный набор напитков. – Давай выпьем по рюмочке «Ашбаха», а то меня знобит.

– Только чур! Никаких приворотных зелий, драконьих зубов и трав забвения! – предостерег ее по-израильски равнодушный к спиртному Ури по пути в свою комнату, где он поставил сумку Карла в одно кресло, а на спинку другого сбросил куртки и пиджаки, которые он завтра намеревался свезти в чистку. Под грузом наспех брошенных на спинку вещей кресло гулко рухнуло навзничь, непристойно задрав к потолку свои слишком изящные ножки. Пока Ури поднимал кресло и опять собирал в кучу в который раз разбросанные вещи,

ему стало жарко. Он снял с себя куртку и бросил ее в то же кресло поверх одежды Карла, подумав мелком, насколько вид его комнаты нарушает сейчас все представления Инге о порядке и уюте. Он даже попытался немножко разровнять пеструю охапку вещей, в результате чего они снова свалились на пол. Тогда он отмахнулся от всего этого безобразия, – все равно завтра везти все в чистку! – и направился к двери. Почти у самого выхода он наступил на какой-то мелкий предмет – это оказался ключик от его почтового ящика, на который адресовала ему письма мать. Ключик, наверно, выпал из кармана его куртки, пока он перебрасывал ее с места на место.

Ури сунул ключик в наколенный карман джинсов и вышел в темный коридор. В кухне тоже было темно, неяркий свет струился из спальни Инге, – она ждала его, шагая из угла в угол, на столике у кровати стояли два бокала и нераспечатанная бутылка душистого местного коньяка «Ашбах».

– Можешь сам открыть бутылку, чтобы убедиться, что я ничего не успела туда подмешать.

Ури осторожно вытащил пробку, налил коньяк на донышко бокалов и сел в кресло под лампой.

– Я слушаю, – сказал он, согревая коньяк в ладонях. – И сядь, ради Бога, не мелькай передо мной, как тигрица в клетке.

Инге не села, но снизила скорость своих метаний по комнате и начала медленно, словно нащупывала путь через трясину:

– Для меня он всегда был Карл.

На этой фразе она запнулась и пожаловалась:

– Рассказать все по порядку трудней, чем выпрыгнуть из окна самолета. Уж кто-кто, а ты должен это понимать.

– Давай, прыгай! – подбодрил ее Ури теми же словами, какими он подбадривал новичков-курсантов перед первым прыжком. – Зато потом будешь чувствовать себя героем.

Инге вдохнула воздух глубоко в легкие, чтобы сказать как можно больше на одном выдохе:

– Я узнала, что его зовут Гюнтер фон Корф, только когда увидела его фотографию в газете. Вернее, во всех газетах. Во всех до одной. Его ведь долго не могли найти, потому что ни в каких операциях он сам не участвовал, – он был у них мозговым трестом. Он знал всех – его не знал почти никто. До того у него было только имя, а лица не было. Имя это к тому времени знали все, но ты сам понимаешь – мне и в голову не приходило... И вдруг на первых страницах всех газет я увидела... Ты не можешь себе представить мой ужас... Впрочем, нет, сперва я не поверила своим глазам, подумала: какое потрясающее сходство! Я ведь знала, что его зовут Карл фон Гревниц. Для меня он навсегда останется Карлом. Ты ведь знаешь, имя человека не случайно – оно отражает его глубинную сущность. Сущность Карла должна отличаться от сущности Гюнтера, несмотря на общую для обоих приставку «фон». Впрочем, именно этот «фон», повторенный и в том, и в другом имени, заставил меня поверить, что это Карл. Потому что и «фон» отражает глубинную сущность, а Карл и не хотел потерять ничего из того, что было для него важно. Он очень чтил свою голубую кровь... и мою тоже... Я ведь тоже могла бы называть себя баронессой фон Губертус... Просто мне это казалось нелепостью, а ведь он меня за эту бесполезную приставку ценил...

– Инге, – перебил ее Ури. – Давай сначала факты, а психологию потом.

– Ты же сам спросил, как я могла его любить, – заупрямилась было Инге, но Ури тоже заупрямился:

– Об этом после. А сейчас скажи: что ты делала у фонтана Тренто?

– Сидела в кафе за углом и ждала Руперта Вендеманна. Только я не знала, что это будет именно он. Я ждала человека, который скажет мне пароль и заберет спортивную сумку с теннисной ракеткой, которую я привезла из Кельна.

– По просьбе Карла?