Готикана

РуНикс

— Незнакомцем?

Что-то запульсировало в воздухе между ними, аура опасности окутывала, вызывая извращенный трепет в ее мозгу. Она знала, просто знала, что, если побежит, он погонится за ней. И она хотела, чтобы он погнался за ней. Хотела, чтобы он поймал ее, завоевал, заявил на нее права и заверил, что все будет хорошо, что их химия, их связь все еще были солнцем, в то время как ее мир наклонился вокруг своей оси.

Сердце бешено колотилось, Корвина бросила фонарь на землю, отвлекая его, и побежала вниз по мосту, ее шаль слетела и упала на траву. Она подняла глаза и увидела темную бюретку замка над лесом,

и побежала.

Рука на ее затылке внезапно приковала ее к дереву, прижав лицом к толстой, грубой коре, и она вскрикнула, когда его высокое, теплое тело прижалось к ней сзади.

— Незнакомец, маленькая ворона? — его губы нашли ее ухо, шепча слова прямо в них. Рука обвилась вокруг ее распущенной косы, оттягивая голову назад. — Может ли незнакомец знать точный вкус твоего оргазма на своем языке? — он пробормотал ей в шею, наклоняя ее голову для его удовольствия. — Может ли незнакомец в точности знать, как глубоко его член может войти в эту тугую киску, хм? — его слова прокатились по ней, когда рука с задней стороны ее шеи схватила ее запястья в одну руку и завела их за спину. — Может ли незнакомец знать, как подпрыгивают твои сиськи, когда играют с твоим соском?

— Если бы у меня был секс с незнакомцем, да, Мистер Деверелл, — ее слова прозвучали более задыхающимися, чем она намеревалась.

— Тогда, может ли незнакомец знать страхи твоего разума? — потребовал он, царапая зубами ее шею. — Может ли незнакомец знать, что тебе доставляет удовольствие нарушать правила, что тебе нравится делать именно то, что люди говорят тебе не делать, что ты застенчива, когда кто-то обращает на тебя внимание, и смела, когда ты думаешь, что никто не смотрит? Может ли незнакомец знать голод в твоей душе? Может ли он накормить его, как я?

Нет, нет, он не может.

— Ты солгал мне, — Корвина закрыла глаза, зная, что не сможет пошевелиться, если он этого не захочет.

— В результате бездействия, — признался он.

— Я не могу довериться лжецу.

— Я не могу сказать правду тому, кому не доверяю, чтобы он не сбежал, — он поцеловал ее в мочку уха. — Ты заслуживаешь мое доверие, а я заслуживаю твое, и ты получишь все ответы, которые захочешь.

— А до тех пор?

В этот момент Корвина действительно усомнилась в своем здравомыслии.

— До тех пор, — он прикусил кожу в том месте, где ее свитер свисал, обнажая плечо. — Я учу тебя.

Его слова пришли вместе с тем, как он освободил ее руки и задрал юбку на бедра, подставляя ее задницу холодному воздуху. Он оттянул ее трусики в сторону и обнаружил, что она постыдно мокрая, и у него вырвался смешок от ее влажного жара.

— Незнакомец, говорит она. Ты бы промокла ради незнакомца?

Корвина почувствовала, как по ее груди пополз румянец. Прислонившись лбом к стволу дерева, она держалась за его края как раз в тот момент, когда он вошел в нее одним толчком. Ее тело приподнялось на цыпочки, угол проникновения заставил ее голову откинуться на его плечо, громкий стон вырвался из горла от полноты.

— Хочешь знать, кто я? — он резко врезался в неё бедрами.

— Я, — шлепок, — Твоё, — шлепок, — Безумие. — шлепок. Он укусил ее за шею, обезумев от страсти. — Я в твоей голове, в твоих мыслях, в твоей крови,

в твоих венах. Я заявил на тебя права раньше, чем что-либо другое. Твое тело, сердце, разум, гребаная душа все это мое. Я должен утолить твой голод, должен укротить твое безумие. Ты это чувствуешь?

Она чувствовала. Она чувствовала это от пальцев ног, которые свернулись, цепляясь за землю, до ее бедер, горящих от веса, до ее киски, которую постоянно изводят, до ее сосков, царапающих часть дерева, до ее шеи, пульсирующей от укуса его зубов, до ее глаз, горящих от перегрузки стимулов по всему телу. Она чувствовала, как он владеет ею, овладевает ею, поглощает ее, пока она не превратилась в дрожащее ощущение.

Он потянул ее за волосы.

— Ты чувствуешь это?

— Да, — выдохнула она, держась за дерево, когда он снова и снова прижимал ее к нему своими жестокими толчками.

— Что «да»? — его глубокий голос прошептал ей на ухо.

— Вад.

— Да, блядь, детка, — он вонзился в нее. — Моя маленькая ведьма с этими гребаными фиолетовыми глазами, черт, создана для меня. И я твой дьявол, не правда ли?

Корвина прижалась к нему бедрами, всхлипывая.

— Мой дьявол.

— Полностью твой.

Он поцеловал ее в плечо, его рука спустилась вниз, стимулируя клитор, посылая волны интенсивного удовольствия, распространяющиеся от этого места. Он слегка наклонил бедра, меняя угол проникновения так сильно, что она закричала, ее грудь прижалась к дереву, в попытке набрать воздух в легкие.

— Скажи, что ты моя, — потребовал он. — Скажи, что я наконец-то завоевал тебя, Корвина Клемм.

Тепло его тела было таким твердым позади нее. Разве не этого она хотела? Принадлежать кому-то полностью, целиком, кому-то, кто знал ее прошлое и потенциальные проблемы, которые могут возникнуть в ее будущем, и все еще требовал ее всю для себя? Они не знали друг друга так, как следовало бы, но время могло это изменить. Время могло заставить ее понять причины, по которым он был таким, каким был, и заставить его доверять ей достаточно, чтобы поделиться.

— Что, если он дьявол? — прошептал осторожный голос внутри нее.

Только время покажет. Время. Одно она знала наверняка – она больше не будет отрицать, что бы это ни было.

Похоть была только началом. Они предназначены для большего. Она должна дать ему время.

— Я твоя, — призналась она и ему, и себе, и он ответил таким резким толчком, что за ее веками вспыхнули звезды, жидкий огонь распространился от того места, где они соединялись, пробежав по ее сердцевине, когда она разбилась на миллион кусочков в ловушке его рук

Он со стоном кончил в нее, его дыхание согревало ее шею, его грудь вздымалась у нее за спиной, когда они оба затаили дыхание. Она вдруг осознала тишину леса, лунный свет, сияющий на них сквозь ветви, запах его тела и дерева, вторгающийся в ее чувства. Он вышел из нее, оставив на ее бедрах след их совместной влаги, и надел ей трусики.

— Ты вернёшься в свою башню с моим семенем внутри тебя, — он отодвинулся достаточно, чтобы повернуть ее, его руки нашли ее груди и массировали их, успокаивая после трения о грубое дерево. — А завтра, когда ты снова начнешь сомневаться в этом, прикоснись к своей киске и вспомни, кому она принадлежит.