Говнари навсегда
Шрифт:
А что касается нашего литературно-музыкального концепта, то он, к сожалению (а может быть и к счастью), не сохранился. Если не считать любительского видеоклипа на одну из композиций, который был снят все на той же окраине Купчино — улице Димитрова.
Но на этом музыкальные события 1997 года еще не закончились. В августе все того же 1997 года мы с Сергеем Горбачевым приехали на берега Синары. Отдохнуть от жизни в мегаполисе и подкормиться. Родной город изменился. И изменился он в худшую сторону. Вместо слова «репа» (репетиция) все чаще стало звучать слово «дербан» (незаконный сбор мака на дачных
Из ларьков доносилось пение Михаила Круга, рокеров в джинсовых куртках сменили пацаны в спортивных костюмах. Тех, кто «рамсы попутал» — резали. Женя Галченко и Слава Гвоздь отбывали. Новым романтикам пришли на смену металлисты, которые коряво переигрывали Арию, и были этим творческим подвигом весьма довольны.
Только дворец пионеров им. Комарова оставался оплотом истинного искусства. Бациллам металла и блатной романтики в одиночку противостоял коллектив Славы Зверева и Джано — Тенгиза Зурабовича Гогоберидзе. Джано был и остается художественным руководителем нескольких музыкальных ансамблей, и просто талантливым педагогом.
И вот, однажды утром, мы с Gorby пришли к Славе Звереву домой, где и решили дать отпор тлетворному влиянию новых веяний. Для этого мы создали псевдо-шансонный коллектив, который назвали «Буби-Козыри». В тот же день, совместными усилиями, было написано несколько песен. Мы использовали новые, доселе невиданные методы построения строфы. Например, «Наварили с батей холодца мы» рифмовалось с «Батя был в подъезде самый-самый». Листки с текстами щедро покрывали следы от слез. Слез радости — было очень смешно. Отчасти такому настроению поспособствовали зеленые листья какого-то растения.
Итак, материал был готов, оставалось его только записать. В записи приняли участие: Вячеслав Зверев, Сергей Горбачев, Алексей Нажипов, Роман Воронов, Студень (Андрей Дудник) и я. Студень, правда, присутствовал только в самом начале, потом его полностью захватило такое увлекательное занятие, как сбор мака. Впрочем, в качестве вокалиста, его более чем успешно заменил Gorby.
Тенгиз Зурабович Гогоберидзе, приверженец более традиционных музыкальных форм, смотрел на процесс неодобрительно. Мне кажется, он мечтал поскорее избавить себя от вынужденного прослушивания плодов нашего творчества.
Иногда появлялся Студень, но петь не мог. Он засыпал стоя, как лошадь. А когда просыпался, то голос у него отсутствовал. Но как бы то ни было, запись мы в конце-концов завершили. Наступала осень, пришла пора уезжать. Дворец пионеров вздохнул с облегчением и грустью. Но эхо той записи не растворилось бесследно в унылых осенних буднях, Вячеслав Зверев, измученный сотрудничеством с нами, с новыми силами и идеями рьяно взялся за реализацию собственных музыкальных планов, результатом был записанный альбом «Коламбиа кокэйн» в стиле фанк.
Наступил январь 1998 года. В ту пору центр альтернативного искусства переместился в пригород Снежинска, так называемый Поселок. Перестройка с плюрализмом и гласностью проходила, и руководство города, на всякий случай, переместило «бунтарей-рокеров» на окраину. Чтобы глаза не мозолили.
Когда-то, в эпоху брюк клёш и вырезанных на гитарах пиковых тузов, городские гопники часто выясняли отношения с поселковскими. Легенды о длинноволосых богатырях описывали
Так вот, в Поселке находился клуб с незатейливым названием «Дружба». Небольшое двухэтажное здание с актовым залом. Там-то и проходили почти все музыкальные события того времени. Как раз в январе намечался очередной сейшн с участием группы СД и каких-то подростков натужно косящих под Арию. И чтобы внести в это унылое действо искру юмора и свежих идей, мы решили в нем поучаствовать. Как ансамбль «Голубые Медиаторы».
Программа будущего выступления была создана очень быстро. Мы не стали вступать в долгие дебаты относительно ее художественной составляющей, и сразу начали репетировать. Что получится, то и получится. Раза три съездили в Поселок, в общих чертах что-то наиграли. И решили, что сойдет и так. Полагаясь на авось и Славу Зверева — нашего художественного руководителя.
Настал день концерта. В гримерной, за сценой, собрался снежинский бомонд. Презрев уральский холод и свои недюжинные амбиции, пришел сам Вова Синий. Якобы послушать живую музыку, а на самом деле — нахаляву выпить. А что появляется перед концертом, в помещении, где собираются приятные, творческие люди? Конечно же водка.
Место свадебного генерала за столом занял Вова Синий. Начали разливать. Я выпил, раз, другой, третий, и только вступил в интересные дебаты на какую-то околомузыкальную тему, как настала наша очередь играть. Мы вышли на сцену. Подразумевалось, что я должен был барабанить, но под воздействием горячих лучей софитов водка неожиданно взыграла. Я героически пытался держать себя в руках.
Тем временем Максим Комар, своим знаменитым скрипучим фальцетом, читал по бумажке стихи Charles Baudelaire (Бодлера). Его лосины атмосферу бодлеровского декаданса не подчеркивали, скорее наоборот. Но этот диссонанс создавал какие-то невообразимые ассоциации.
Я с ужасом ждал начала. И мои худшие опасения полностью подтвердились. Барабанить я не мог, руки не слушались, ногу сводило. Из последних сил я пытался что-то изобразить. О сбивках не шло и речи. Попасть бы в такт. Но даже это случалось редко. Если исключить меня из общего звучания, то выглядело все достаточно прилично и свежо:
Комар и Гольский в лосинах подпевали, Слава Зверев играл на гитаре в своей фанковой манере, Gorby в ядовито-салатной водолазке скакал у микрофона, Леха Нажипов играл на басу.
Мы закончили. Наш художественный руководитель обрушился на меня с заслуженной критикой. Вы не поверите, но мне стыдно до сих пор. Друзья, не пейте водку перед выступлением! На выходе я встретил барабанщика Devilry Михаила Марычева:
— Ровно играл, — сказал он мне в утешение. Спасибо, Михаил.
Я ждал разгромной прессы, но городская газета, как ни странно, написала что «происходившее на сцене завораживало и потрясало». Правда, коллектив наш был назван «Голубые Педиатры», что, как вы понимаете, уже напрямую проводило кощунственные параллели с гомосятиной. Движимые человеколюбием подавать в суд на газету мы не стали.