Говорит космос
Шрифт:
Для большей убедительности выдержки из этой статьи даны со всем ее математическим аппаратом.
Пока Костров раздумывает над прочитанным, прохаживаясь под березками, Галина наблюдает за ним с явным нетерпением.
– Долго вы еще будете молчать, Алексей Дмитриевич? спрашивает она.
– Может быть, поделитесь со мной своими мыслями?
– Я думаю о Михаиле, - неохотно отзывается Костров.
– Каково ему теперь там, в Москве?
– Нашли кого жалеть!
– возмущается Галина, порывисто вставая.
–
– Но не умышленно ведь...
– Ну, если бы умышленно, я бы и не то еще о нем сказала. Я всегда считала вас добрым, Алексей Дмитриевич, похоже, однако, что вы всего лишь добренький.
"Ого, какая она!" - с восхищением думает о ней Алексей.
– Вы, кажется, и на меня уже начинаете злиться?
– спрашивает он, виновато улыбаясь.
– А ведь сейчас не совсем подходящее время для ссоры...
– Вот именно!
– решительно встряхивает головой. Галина. Более серьезными делами следует заняться.
И уходит, не сказав больше ни слова.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Басов возвращается из Москвы поздно вечером. Об этом Кострову немедленно сообщает комендант Пархомчук.
– Вижу, у вас огонек в окне, - шепчет он.
– Ну и подумал, что не спите еще. А побеспокоить вас решился потому, что Михаилу Ивановичу нехорошо.
– Что с ним?
– встревоженно спрашивает Костров.
– Сердце?
– Да нет. Выпимши они...
– Как - выпимши? Он ведь не с банкета возвратился. Ему оттуда не то что выпимши, а скорее с инфарктом...
– Это верно!
– охотно соглашается Пархомчук.
– Другого бы непременно хватил кондрашка, а он ничего. Приехал мрачным, конечно, но в полной норме и тотчас велел Климова вызвать. А потом, уже после разговора с ним, единолично целую бутылку опустошил. Теперь бегает по резиденции своей и поносит самого себя. Ничтожеством самообзывается, бездарностью и прочими самокритическими словами. И ведь слышно все, а он пока еще директор... Куда же это годится?
Костров торопливо набрасывает на плечи макинтош и спешит к выходу.
Басов в расстегнутой рубашке, широко раскинув руки, без движения лежит на диване. Перепуганный Костров бросается к нему, но Басов сразу же открывает глаза и, не меняя позы, говорит почти трезвым голосом:
– Ничего, ничего... Жив пока.
– Худо тебе?
– участливо спрашивает Костров.
– Всыпали там?
– Где - там?
– будто ужаленный, вскакивает Басов.
– Там, - тычет он пальцем в потолок, - со мной по-человечески разговаривали, хотя надо было бы гнать меня к чертовой матери! Они ведь не знают еще всего... А этот маньяк Климов!..
Он вдруг сжимает кулаки и грозит кому-то за окном. Потом поворачивается к Пархомчуку и просит неожиданно вежливо:
– Убедительнейше тебя прошу, Остап Андреевич, оставь ты нас одних. И не подпускай,
– Слушаюсь, - щелкает каблуками Пархомчук и, повернувшись через левое плечо, строевым шагом выходит из комнаты.
– Садись, пожалуйста, - устало кивает Басов на диван. Очень нужно поговорить с тобой. Сам хотел к тебе зайти. Подожди только минуточку...
Он выходит в туалетную. Слышно, как отфыркивается там, видимо, сунул голову под кран. Возвращается с мокрыми волосами. Струйки воды текут по лицу за ворот рубашки.
– Чтобы тебе сразу стало все ясно, - говорит он теперь уже совсем трезвым голосом, - знай: у Климова ни черта не получилось. А я-то, кретин, ни минуты не сомневался в нем! И в институте всех заверил, что мы на верном пути, что успех почти гарантирован. И вот он меня обрадовал... Только что...
– Басов закрывает лицо руками и всхлипывает.
Кострову становится жаль его:
– Ну что ты, Михаил... Успокойся, пожалуйста.
Басов лезет в карман, достает носовой платок и долго сморкается. Костров наливает ему воды из графина. Михаил молча кивает в знак благодарности.
– Теперь вся надежда только на тебя, - жалко улыбаясь, произносит он, отпив несколько глотков.
– Не подведешь, а?
– Но ведь ты же не веришь в моего Фоциса. Он не перспективный, - пытается пошутить Костров. Басов нетерпеливо отмахивается.
– Я верю тебе во всем, - возбужденно, как в лихорадочном бреду, шепчет он.
– Занимайся любой звездой, работай на любом телескопе, привлекай любых астрофизиков - все будет в твоем распоряжении. Мое спасение теперь в твоих руках.
"Только о себе и заботишься, - уже с неприязнью думает Костров.
– А престиж нашей науки, которую ты же скомпрометировал своим легкомыслием?.."
– Я знаю, я плохой ученый, у меня нет таланта исследователя, - все еще бичует себя Басов, доставая из шкафа бутылку и разливая остатки коньяка в две рюмки.
– Но я хороший администратор. У меня верный нюх на талантливых людей. Я сразу почувствовал, чего ты стоишь. Даже Климов, который так подвел меня, тоже ведь талантлив. А Фогельсон?.. И не только ученые. Пархомчук разве плох? Чудаковат - это верно, но комендант незаменимый. Давай же выпьем, Алексей, за твои успехи и за мое спасение!
Костров качает головой и отодвигает от себя рюмку:
– Нет, Михаил, я пить не буду и тебе не советую. Ты и так достаточно выпил.
– Ладно, не пей. Я не настаиваю. А за меня не беспокойся, я привык. Пью тайком каждую ночь... и все из-за нее...
– Он кивает на портрет Галины, стоящий у него на столе.
– Ты можешь презирать меня за это...
Костров поднимается, чтобы уйти, но Басов, торопливо выпив обе рюмки, останавливает его:
– Погоди, еще что-то скажу...