Говоруны: Везучие сукины дети

Руджа Александр

Например, писать стихи. Впрочем, это было доступно ему и раньше, но именно на службе у Хелайна его талант раскрылся полнее всего. Талант, вероятно, был и раньше, но теперь у него было время воспользоваться им. Разумеется, подключение к информ-сети на постоянной основе тоже сделало свое дело — но знакомство с лучшими образцами литературы всех существующих и исчезнувших цивилизаций за много тысячелетий было лишь половиной успеха. Второй половиной стала Мику.

Он так и не видел ее больше, не слышал и не встречал упоминаний, хотя поиск по имени, внешности и длине мозговых волн стали первым,

что ему удалось сделать с помощью своих новых умений. После той памятной беседы с Хелайном она словно пропала, испарилась в равнодушной космической тьме. Он не хотел верить, что это было навсегда. Не мог в это верить. И потому писал стихи.

Мы совпали с тобой,

совпали

в день, запомнившийся навсегда.

Как слова совпадают с губами.

С пересохшим горлом —

вода.

Мы совпали, как птицы с небом.

Как земля

с долгожданным снегом

совпадает в начале зимы,

так с тобою

совпали мы.

Мы совпали,

еще не зная

ничего

о зле и добре.

И навечно

совпало с нами

это время в календаре.

Обучение — или лучше сказать усмирение? — шло небыстро, но это словно и не беспокоило его нынешнего хозяина.

— Ты пытаешься заучить последовательность ментальных усилий, необходимых для успеха, — говорил Хелайн Доктору, когда тот второй месяц бился над очередным неподатливым умением. — Используешь грубую силу мнемоники, словно колдун, запоминающий заклинание, но понятия не имеющий, что означает каждый его элемент по отдельности. Это примитивный аналоговый подход, который серьезно ограничивает твой арсенал. Но зачем его ограничивать?

Электрод, вживленный в мозг Доктора, послал ему заряд боли.

— Как же нужно, хозяин? — вспомнил он нужные слова.

— Разложи прием на компоненты. Пойми функции каждого. Пойми, для чего каждый из них находится именно в этом конкретном месте. Некоторым из этих заклинаний по несколько столетий, они многократно перепроверены и вычищены от мусора нашими техно-жрецами, оставлено только нужное, и ничего сверх этого. Тренируйся!

— Я трачу на все это слишком много времени, хозяин.

— Время! — Хелайн усмехнулся, открыто и жестоко. — Что может быть проще времени?

Доктор учился. Для более комплексного подхода он выучил большую часть живых языков и перешел на мертвые вроде латыни, санскрита, эльфийского или эсперанто. Нельзя сказать, что это оказалось бесполезной

тратой времени. Он тщательно разбирал существующие заклинания на мельчайшие элементы, проверяя и перепроверяя их предназначение и особенности функционирования. А потом — очень осторожно — принялся конструировать новые.

На шестой год обучения ему стали доверять выполнение мелких заказов для Банкира-Прайм, друга и соратника Хелайна. Впрочем, судя по тому, как Банкир заискивал перед его хозяином, можно было предположить, что именно последний руководил Ганзой. Заказы были несложными: убить одного, похитить другого, изувечить третьего. Чаще всего это должно было выглядеть как несчастный случай. Автокатастрофа. Отравление. Болезнь. Закупорка сосудов. А иногда заказ был иным — более небрежным и кровавым, тогда это называлось акцией устрашения.

Доктор справлялся. В его черепной коробке пульсировала нейронная сеть, следящая за правильным течением мыслей и карающая любые недоработки легким, но неприятным шоком. Но это случалось нечасто, его умений было уже достаточно для того, чтобы выполнять все задания хозяина. И он совершенствовал свои навыки и возможности. Постоянно совершенствовал.

Шли годы. Возвращались запросы из информ-сети, исполосованные месяцами аптайма, результаты поисков приносили на своих грязных спинах лишь виртуальный песок и ракушки. Звездолеты приходили и снимались со своих стоянок в космосе — сверкающие и изящные, словно дорогие женщины, поводящие острыми скорпионьими жалами плазменных орудий и прямоугольными паутинками локаторов. Они приносили один и тот же ответ. Не найдена. Не обнаружена. Нет соответствий.

Она могла бежать, это было очевидно, прятаться и скрываться, забившись в нору где-то на периферийных планетах, застывших в вечном сне середины девятнадцатого века — он надеялся, что она была достаточно умна, чтобы поступить именно так. Годы поисков не давали результатов, и судя по всему, Мику, его несчастная Мику окунулась в жестокую прозу реальной жизни, равнодушной и жестокой — и утонула в ней. Не исключено, что она была мертва, возможно — уже не первый год. Все указывало на это. Само ее отсутствие на поверхности информ-сети указывало на это. Но Доктор продолжал искать — лично и через своих осторожных посредников, никогда не выказывая интереса, но упорно и неуклонно. Он надеялся и ждал.

Ждал возможности найти свою девочку с бирюзовыми волосами.

Задания заносили его в разные места. Ему довелось слышать и грозную песню органических водопадов на Окси-Три, и сухой вой пустынного хамсина на Новом Леванте, и стон миллионов перелетных птиц, опадающих в лазерные силки в сезон охоты на странной планетарной системе Омикрон. Он доставлял оружие и наркотики в место, где среди раскаленных песков горели нефтяные месторождения, а на спекшемся в мутное стекло горизонте вырастали грибы далеких ядерных взрывов, и ходил по улицам городов, где штабелями лежали упакованные в целлофан тела начавшейся чумы, и оранжевый дым болотных испарений пожирал внутренности, сжигая легкие напалмом. Он был в мире, где во мраке опадающей от гамма-радиации листвы по выжженным пространствам континентов путешествовали добрые сказочники с оскаленными клыками железного волка, а преждевременно постаревшие дети с ужасом вглядывались в пыльные смерчи, ожидая очередного нашествия пепельно-серых кочевников.