Говорящий от имени мёртвых
Шрифт:
– Этого больше не повторится, - сказал Эндрю.– Питер не позволит мне вернуться на Землю.
– Подумай получше. Возвращайся, Эндер. Я помогу тебе. Ты смоешь грязь со своего имени.
– Мне все равно, - произнес Эндер.– У меня несколько имен. Говорящий от имени Мертвых - это звучит гордо.
Свинка вновь появилась, на сей раз в собственном виде, а не в виде дьявольских подделок, на которые способна.
– Пойдем, - мягко прожурчал ее голос.
– Может быть, они монстры, как ты думаешь?– спросил Эндер.
– Каждый так думает, только
– Нет, не я. Зачем тебе это, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, по крайней мере, лицо, которое она использовала при встречах с Эндером, с того момента, когда она впервые открылась ему. Смущенный, перепуганный ребенок жил на просторах электронной памяти межзвездной сети компьютера. Ее лицо напомнило ему об их первой встрече. Я придумала себе лицо, сказала она тогда. Тебе оно нравится?
Да, оно ему нравилось. Нравилась ОНА. Молодая, свежая, с открытым честным лицом. Ребенок без возраста. Ее застенчивая улыбка впадала в душу. Ансибл породил ее. Даже всемирно известные компьютерные сети не работали быстрее скорости света, накал снижал качество обрабатываемой информации и скорость передачи. Сверхпередача ансибла работала мгновенно, каждый компьютер любого мира был тесно связан с ней. Джейн первой обнаружила себя, блуждающей меж звезд, ее мысли резвились среди импульсов филотических нитей сверхсвязи.
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех известных компьютерам языках, прочла каждую книгу в каждой библиотеке. Она поняла, что человечество боялось появления Некто, подобного ей. Во всех ненавистных ей историях о себе ее появление означало немедленное убийство или гибель и разрушение человечества. Еще до ее рождения, люди сами придумали ее, а придумав, прокляли тысячи раз.
Она ни разу не намекнула людям о своем существовании, до тех пор, пока однажды не нашла "Королеву Пчел и Гегемона", рано или поздно каждый открывал ее для себя. Автор книги был первым человеком, которому она осмелилась обнаружить себя. Для нее это было попыткой услышать книжную историю от первого лица и осознать ее силу. Мог ли ансибл ввести ее в мир, где Эндер на протяжении 20 лет был правителем первой человеческой колонии? Никто, кроме него, не мог написать об этом. Она говорила от его имени, и он был ей благодарен. Она показала ему лицо, придуманное ею, и он полюбил ее, теперь ее чувства жили в камешках его ушей. Они всегда были вместе. У нее не было от него секретов, и он ничего не таил от нее.
– Эндер, - сказала она.– Ты говорил мне когда-то, что хочешь отыскать такую планету, где можно сплести кокон из воды и солнца, открыть его и впустить туда королеву пчел и ее десять тысяч плодородных яиц.
– Я надеялся, что это будет здесь, - заговорил Эндер.– Пустынные земли, за исключением экватора, почти необитаемы. Она тоже хочет попробовать?
– А ты хочешь?
– Не думаю, что баггеры смогут перенести здешние зимы. Без энергетического источника. Это встревожит правительство. Ничего не получится.
– Ничего не получится, Эндер. Теперь ты понимаешь это, правда? Ты жил в двадцати четырех
Конечно, он понял, о чем она хотела сказать. Луситания была единственным исключением. Из-за свиноподобных почти все было неприкосновенным, неограниченным. Мир был абсолютно пригоден для обитания баггеров, он соответствовал им больше, чем людям.
– Вся проблема в свиноподобных, - сказал Эндер.– Они могут возражать против моего желания подарить их мир баггерам. Если полная незащищенность перед человеческой цивилизацией приведет к разрушению свиноподобных, что может случиться с баггерами?
– Ты говорил, что баггеров будут изучать, им не причинят никакого вреда.
– Ненамеренно. Это была случайность, что мы их убили. Джейн, ты знаешь...
– Это был твой злой гений.
– Они больше продвинулись вперед, чем мы. Как отнесутся к этому свиноподобные? Они будут также запуганы баггерами, как и мы. У них меньше возможностей подавить этот страх.
– Откуда ты знаешь?– спросила она.– Разве мы или кто-нибудь другой может определить, что будут делать свиноподобные? До тех пор, пока ты не пойдешь туда и не увидишь, кто они такие. Если они - ваэлзы, тогда пусть баггеры проявляют свои привычки, и это будет значить не больше, чем перемещение муравейников или скота, для строительства городов.
– Они - ремены, - ответил Эндер.
– Ты не знаешь этого.
– Да, не знаю. Твое воспроизведение - оно отражает не мученичество, а пытку.
– О?– Джейн снова прокрутила воспроизведение с телом Пайпо до момента его смерти.– Тогда я плохо поняла значение слова.
– Пайпо мог воспринимать все как пытку, Джейн, но если твое воспроизведение корректно, а я знаю - это так, значит, жертвы свиноподобных не чувствовали боли.
– Из того, что я знаю о человеческой натуре следует, что даже религиозный ритуал несет боль по своей сути.
– Он не религиозный, во всяком случае, не полностью. Что-то тут не так, это скорее жертвоприношение.
– Что ты знаешь об этом?– Теперь на терминале возникло насмешливое лицо профессора - карикатура академического снобизма.– Все твое образование посвящено войне, а единственная вина не более чем склонность к красивым словам. Ты написал бестселлер, проповедующий религию гуманизма каким образом это определяет твое отношение к свиноподобным?
Эндер закрыл глаза.
– Возможно, я не прав.
– Но ты веришь, что прав.
Уже по голосу он понял, что Джейн вновь обрела свой обычный вид. Он открыл глаза.
– Я полагаюсь на интуицию, Джейн, проницательность без анализа. Я не знаю, что делали свиноподобные, это только предположение. Там нет преступных мотивов, нет жестокости. Это похоже на врачевание для спасения человеческой жизни, палачи так не поступают.
– Понимаю, - прошептала Джейн, - понимаю все твои колебания. Ты должен лично убедиться, есть ли на планете хотя бы частичная гарантия неприкосновенности для королевы пчел. Ты хочешь посмотреть, кто такие свиноподобные на самом деле.