Говорящий от имени мёртвых

Кард Орсон Скотт

– Может быть, здесь есть место для них, - бормотал он. Кокон казался остывшим, почти холодным, как тогда в башне, хотя он тщательно закутал его.

"Здесь есть место".

Ее уверенность успокаивала. Ее страсть к возрождению перестала быть нетерпеливой, требовательной. Она приобрела оттенок абсолютной уверенности.

– Хотелось бы верить в это, - сказал он.
– Здесь должно быть место, но все будет зависеть от того, смирятся ли свиноподобные с вашим существованием.

"Вопрос в другом: смирятся ли свиноподобные с вами - людьми - без нас".

Потребуется время. Дай хотя бы несколько месяцев.

"Расходуй столько времени, сколько нужно, мы теперь не торопимся".

Кто

есть тот, которого тебе удалось обнаружить? Я помню, ты мне говорила, что не можешь ни с кем больше установить контакт, кроме меня.

"Часть нашего мозга, содержащая наши мысли, то, что вы называете филотическим импульсом, движущей силой ансибла. В людях они застывают и не двигаются, их очень трудно обнаружить. Но этот - единственный, единственный, которого мы обнаружили здесь, один из многих, обнаруженных нами, его филотические импульсы сильнее, разумнее, они легко воспринимаются. Он хорошо слышит нас, видит нашу память, а мы видим его, мы легко его обнаружили. Так что прости нас, дорогой друг, прости нас. Мы оставляем тебя, освобождаем твой мозг от разговоров с нами, и возвращаемся к нему. Теперь мы будем разговаривать с ним, потому что с ним нам не нужно тщательно искать слова и образы, необходимые твоему аналитическому мышлению. Мы воспринимаем его как солнечный свет, как солнечное тепло на лице; он входит в наше нутро как холод глубинных вод, его движения нежны, как легкое дуновение ветерка, забытое нами за три тысячи лет. Прости нас, теперь мы будем с ним, пока ты не разбудишь нас, не вызволишь нас из темницы. Ты сделаешь это, в свой час и только тебе известным способом. Ты поймешь, что это и есть то самое место, где должен быть наш дом..."

Он потерял нить ее мыслей, она выскользнула, подобно воспоминаниям о прошлом, всплывающим на поверхность сознания и тут же расходящимся, как круги на воде. Эндер не был уверен, что королеве пчел удалось что-то обнаружить, но что бы это ни было, он будет исходить из реальности: из ограничений Закона Звездных Путей и католической церкви, существования двух молодых зенологов, которые могут не разрешить контакта со свиноподобными, зенобиолога, внезапно изменившего свое решение и отменившего вызов, и еще многого другого. Но тяжелее всего была другая реальность: если королева пчел останется здесь, он тоже будет вынужден здесь остаться. Я буду оторван от человечества на многие годы, лишенный возможности вмешиваться, подглядывать, обижать и обижаться, излечиваться и заболевать. Каким образом стать частью этого места, если придется остаться? Единственные творения, чьей частью я являлся, были армия маленьких мальчиков из Школы Баталий и Валентина, оба они далеко от меня, оба остались в далеком прошлом.

– Что, барахтаешься в одиночестве?
– спросила Джейн.
– Я почувствовала, как снизилось твое давление, замедлилось дыхание. На одно мгновение ты уснул, умер, погрузился в летаргию.

– Во мне гораздо больше составляющих, - радостно отозвался Эндер. Что я действительно чувствую, так это - предчувствие жалости к себе по поводу никогда не испытываемой боли.

– Очень хорошо. Раньше надо было вставать, тогда и барахтаться можно было бы подольше.
– Терминал ожил, изобразив Джейн - свинку в шеренге длинноногих женщин, с воодушевлением марширующих на месте.

– Сделайте короткую разминку, и вы почувствуете себя лучше. Теперь можно распаковаться. Чего ты ждешь?

– Джейн, я даже не знаю, где нахожусь.

– У них нет карты города, - пояснила Джейн, - каждый знает, что где находится. Но они создали карту канализационной системы, разделенной на отдельные участки. Так что я могу сориентироваться, где какие здания расположены.

– Ладно, покажи мне ее.

Модель города, представленная в трех измерениях, появилась

на терминале. Хотя Эндер был встречен не слишком радушно, а комната, предоставленная ему, поражала своей скудностью, Луситания проявила максимум любезности, отдав в распоряжение Эндера лучший компьютер. Это был не обычный домашний инсталлятор, а скорее искусно сделанный, сложный симулятор. Он воспроизводил голограммы, в шестнадцать раз превышающие обычные терминальные изображения; во много раз превосходил терминалы по разрешающей способности, степени детализации. Иллюзия была столь реальна, что Эндер невольно почувствовал себя Гулливером, изучающим лилипутов, которые еще не знали его великой разрушающей силы и не боялись его.

Названия отдельных секций канализации висели в воздухе прямо над схемой.

– Ты находишься здесь, - уточнила Джейн.
– Это Вилла Велха, старый город. Прямо напротив тебя прасса, там они проводят общественные сборища и собрания.

– У тебя есть карта земли свиней?

Карта деревни стала быстро надвигаться на Эндера. По мере приближения передние детали исчезали, открывая ракурс в даль. Было ощущение полета над местностью. Как колдун, подумал Эндер. Границы города были помечены изгородью.

"Этот барьер - единственная вещь, отделяющая нас от свиноподобных", размышлял Эндер.

– Он вырабатывает электрическое поле, стимулирующее возбуждение болевых нервных окончаний и вызывающее болезненные ощущения, - поясняла Джейн, - так прикосновение к нему вызывает странное ощущение: будто ваши пальцы шлифуют напильником.

– Приятные ощущения, очень любезно с их стороны. Мы что, в концентрационном лагере? Или в зоопарке?

– Все зависит от того, с какой точки зрения посмотреть, - сказала Джейн.
– Человеческая сторона изгороди - это связь с оставшейся вселенной, а сторона свиноподобных - это капкан, поставленный на их собственной земле.

– Разница в том, что они не знают, что они - отверженные.

– Я знаю, - сказала Джейн.
– Это очаровательная черта людей. Вы все уверены, что низшие животные исходят на зависть только потому, что им не посчастливилось родиться гомо сапиенс.

За оградой простирался склон холма, на вершине которого начинался густой лес.

– Зенологам не удалось проникнуть в глубину лесных поселений. Свиное сообщество, с которым они вступили в контакт, углубилось в лес менее, чем на километр. Свиноподобные живут в бревенчатом доме, все самцы вместе. Мы ничего не знаем о других поселениях и стоянках, за исключением подтверждения спутниками-разведчиками того, что любой, подобный этому лес имеет свою популяцию охотников-собирателей.

– Они охотники?

– Большинство - собиратели.

– Где умерли Пайпо и Лайбо?

Джейн выделила травянистый участок на склоне холма, ведущий к деревьям. Огромное дерево росло в одиночестве неподалеку. В стороне от него подрастали два молодых деревца.

– Те самые деревья, - произнес он, - что-то я не помню ничего подобного по голограммам Трондейма.

– Это было двадцать два года назад. Большое дерево свиноподобные посеяли в теле бунтовщика, прозванного Рутером, его расчленили перед самым убийством Пайпо. Два других - это уже недавние экзекуции.

– Хотелось бы знать, почему они сажают деревья для свиней и не сажают для людей.

– Деревья для них священны, - сказала Джейн.
– Пайпо писал в отчетах, что многие деревья в лесу имеют имена. Лайбо предполагал, что они названы в честь умерших.

– Люди просто не являются частичкой модели древопоклонения. Хорошо, этого, пожалуй, достаточно. Однако, я думаю, что их обряды и мифы ведут начало не из небытия. Существуют определенные причины, порождающие их, возможно, они связаны с собственным отбором в сообществах.