Говорящий со зверями
Шрифт:
Вообще оборзели… Кира могла бы уже и подежурить. Четыре дня ведь прошло… Ладно, Сихот с ними, пусть спят. Да и есть ли смысл – «разборками» заниматься? Завтра – это может не иметь никакого смысла… Или послезавтра… Не чувствую я в себе сил на это… Ни моральных, ни физических… Я – конкретно сдал… По идее нужно достать книжку да почитать… А вдруг мысль придет? Но вот сидел, смотрел на звезды и… и совершенно не ощущал себя способным на мыслительную деятельность! Так хорошо сиделось… Тихо… Спокойно…
Рината вот только рядом картину мироздания портила. Трясло ее. Дрожала. Страшно ей. Или холодно?
«Прислушался» к Ри… Ей одновременно – и холодно и страшно. Успокоить, что ли? А то бревно скоро дрожать начнет…
Со вздохом опустил глаза с небесных светил на грешную землю и достал из своего «мешка» одеяло. Придвинулся к Ри и, накинув его ей на плечи, закутал ее в него.
– Не бойся, – сказал, обхватив ее в одеяле и прижав к себе, – ты будешь из нас двоих сегодня первой. Я тебя «вытащу». Как остальных.
– А я и не боюсь… – явно храбрясь, произнесла она после удивленной паузы. Видно, никак не ожидала от меня этого жеста неслыханной доброты – с одеялом.
– Тогда – не мерзни, – сказал я, не выпуская ее из объятий, – смотри, какие нынче звезды! Под такие звезды – девушкам стихи читают!
Задрали вдвоем головы вверх. Прижавшись друг к другу, смотрели на сверкающее великолепие в небе.
– Мне никогда не читали стихов… – сказала Ри, оборачиваясь ко мне.
Тени ложились на ее лицо, делая ее глаза – таинственными черными провалами, из которых поблескивали, отражаясь, то ли звезды, то ли гаснущие угли костра. В воздухе – легкий запах дыма, запах ночного леса, запах сухих листьев и травы. И еще – запах Ри… Приятный и… почему-то волнующий.
– Хорошо, – уступчиво произнес я, – тогда буду первым. Первым, кто прочтет тебе стихи под звездами…
Я поднял голову к небу и начал негромко произносить строки, которые, как мне кажется, очень подходили к текущей ситуации…
Среди миров, в мерцании светил Одной Звезды я повторяю имя… Не потому, чтоб я Ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у Нее одной ищу ответа, Не потому, что от Нее светло, А потому, что с Ней не надо света [3] .3
Стихи Иннокентия Анненского.
Ри плотнее закуталась в одеяло и еще больше прижалась ко мне.
– Красиво, – тихо сказала она, глядя в небосвод, – это ты сам придумал?
– Увы… – ответил, – не стану присваивать себе плодов чужого горения чувств. Это – стихи одного… не местного поэта. Ты его не знаешь.
– А… Ага. А еще?
– Еще стихов?
– Угу!
– Хм… Ну скажем, вдруг при упоминании женственности… «Я… вспоминаю твой мягкий жест, и голос твой, и взгляд» [4] .
4
Урезанная
– Правда?
– Что правда?
– То, что ты сказал сейчас?
Хм… Как-то она эмоционально… сказанное воспринимает. Причем непременно на свой счет. Это же просто стихи! В них речь идет не обо мне и о ней. А о некой абстракции! Она что – не понимает? Просветить?
Я посмотрел в полное восторга и восхищения лицо Ри, потом мой взгляд задержался на ее губах, и неожиданно для себя, вместо того чтобы честно сказать ей, как есть все на самом деле, я произнес:
– Ну… что-то вроде того…
И замер от неожиданности!
– Правда? – с сияющими глазами спросила Ри и добавила, слегка наклоняясь ко мне: – Я тебе нравлюсь? Скажи, ты меня… Любишь?
Я несколько секунд смотрел ей в глаза, чувствуя свое внезапно заколотившееся сердце, а потом из меня внезапно «поперло»… И я высказал ей целиком пушкинское «Я вас люблю – хоть я бешусь…».
Ри закрыла глаза и подалась вперед, подставляя мне свои полуоткрытые губы. Секунду я колебался, затем что-то внутри меня начало клонить мою голову к левому плечу… Еще… еще… Еще! И мои губы соприкоснулись с ее губами! Меня тряхнуло, словно от электрического разряда.
«Че творим?» – где-то из затылка бодро поинтересовался мой внутренний голос.
«По фигу!» – ответил я ему и запустил руки под одеяло, к Ри.
Через еще один поцелуй оно полетело куда-то во мрак, а Рината оказалась у меня на коленях. Так было удобнее! Потом я еще сколько-то там целовался с ней, с каждым поцелуем сдвигаясь мозгами куда-то в сторону восхитительно-неосознанного. И в какой-то миг они, мозги, отключились окончательно, а тело решило, что поцелуев явно недостаточно.
«Варги! – остатком ускользающего разума подумал я, торопливо расстегивая пуговицы на камзоле Ри. – Нужно поставить «палатку»! И «круг тишины»…»
Ночная зарисовка
Из темноты на происходящее у почти погасшего костра внимательно смотрели два зеленых кошачьих глаза. Их узкие черные зрачки нехорошо сузились, показывая, что кошке явно что-то не нравится.
Рядом с зелеными глазами появились голубые. Затем, некоторое время спустя, в темноте возникли еще глаза – желтые и темные, таинственно поблескивающие отблесками огня костра. Желтые глаза насмешливо фыркнули. Черные – плавно опустили веки и, закрывшись, пропали во мраке. В голубых глазах – остались возмущение и вопрос.
Невмешательство
– Ну ты ей сделала тройню? Или сразу «шестерню»?
– Отстань, Марсус! Ничего я ей не сделала!
– Почему? Ты что, с ума сошла?! Такой момент – а ты ничего не сделала!
– Ты же видишь, что она уже превращаться начала? Какой смысл делать ей детей, если у нее через несколько часов будет новое тело?
– Это что – проблема для тебя, что ли? Остановила бы превращение. Ты богиня жизни или кто? Не соображаешь, что ли?!