Говорят сталинские наркомы
Шрифт:
Г. А. Куманев: Очень впечатляющие и правдивые цифры. Ведь основу данного труда составил официальный отчет Госплана СССР о состоянии и развитии нашего народного хозяйства в 1941 — 1945 гг.
П. Н. Горемыкин: Да, я с этим отчетом в свое время знакомился… И вот можно себе представить, что означали для сражавшейся страны такие громадные потери и какое еще государство в мире смогло их преодолеть и восполнить?
Надо также иметь в виду: война диктовала необходимость, чтобы все перемещенные в тыл предприятия были оперативно, экономически продуманно размещены на новых местах и вновь, как можно скорее, возобновили свою производственную деятельность. А для этого требовалось по довоенным меркам не менее одного — полутора лет. Но такие сроки в условиях военного
И эта сложнейшая военно–хозяйственная проблема была решена. Примерно в феврале 1942 г. завершилась первая волна перебазирования производительных сил СССР, в том числе заводов по производству боеприпасов. Причем часть из них в результате победы Красной Армии под Москвой была позднее реэвакуирована на прежние места. Предприятия Наркомата боеприпасов стали налаживать и наращивать нарушенный выпуск своей продукции. Пожалуй, наиболее трудным оказалось задание обеспечить почти вдвое рост производства 76-миллиметровых снарядов, а также значительно увеличить поставки боеприпасов для 122-миллиметровых и 152-миллиметровых пушек. Завод, который мог их выпускать, был только что построен в одном из тыловых районов и еще не имел рабочих. А требовалось их от 15 до 18 тысяч. Но где их взять? И вот тогда было принято решение перевести всех строителей этого предприятия в цеха — на производство снарядов. А чтобы они не понесли материального ущерба во время обучения новым профессиям, им на несколько месяцев устанавливалась оплата в размере прежнего среднего заработка. Выход из трудного положения был найден, и вскоре завод стал давать фронту во все возраставшем количестве необходимые снаряды.
Следует признать, что в тыловых районах страны не везде были подготовлены нормальные условия для размещения прибывавшего эвакооборудования и рабочих. Такие факты не столь часто отмечаются в книгах и статьях.
Г. А. Куманев: Это можете проиллюстрировать?
П. Н. Горемыкин: Да. Вот, например, на Южный Урал в разгар зимы из Московской области был переброшен вместе со специалистами завод по производству авиационного выстрела. Его разместили на площадях Челябинского элеватора. Мороз в это время достигал минус 30°; а склады элеватора не отапливались. И требовалось для обеспечения приемлемых условий работы провести двойную обивку стен, потолка, подключить соответствующие агрегаты отопления…
Казалось, рабочие могли предъявить местной администрации законные претензии и пока не приступать к восстановлению своего предприятия. Но они этого не сделали и по своей инициативе начали работу, хорошо уяснив себе, что пока в распоряжении государства не осталось ни одного действующего завода, который мог бы обеспечить Военно — Воздушные Силы страны соответствующей военной продукцией. Уже через две недели перебазированное в Челябинск предприятие возобновило на новом месте выпуск боеприпасов для нашей авиации.
Другой характерный эпизод. Завод № 98 по производству бал- листитных порохов, который возглавлял опытный руководитель, участник Гражданской войны Дмитрий Бидинский, получил ответственное задание Государственного Комитета Обороны — в трехмесячный срок в несколько раз увеличить выпуск зарядов. Раньше такие темпы могли бы показаться нереальными, просто фантастическими. Но шла война, и она диктовала свои темпы и нормы. Буквально весь коллектив сознавал исключительную важность этого фронтового поручения и поэтому трудился не покладая рук. Никто не уходил с работы, не выполнив норму. Между тем на сборке зарядов за одну смену приходилось выполнять по 12–13 тыс. операций. И все вручную. А ведь две трети рабочих завода № 98 составляли женщины и подростки. Несмотря на все трудности, задание ГКО было выполнено. До полной эвакуации завода, начавшейся в первой половине октября 1941 г., его коллектив сумел изготовить свыше 3 тыс. тонн баллиститных порохов, предназначенных главным образом для реактивных снарядов и минометных зарядов. А в 1942 г. завод № 98 произвел уже свыше 11,2 тыс. тонн порохов. Тем самым была превышена суммарная мощность двух родственных заводов и таким образом удалось компенсировать их временный выход из строя.
Вот еще одна из
Очень запомнилось мне и посещение завода взрывателей на Урале. Проходим по цехам. Их не менее десяти. Лишний раз убеждаемся, какой же долгий, многокилометровый путь проходят детали (пока в виде куска металла) через десятки тысяч женских и юношеских рук, чтобы потом превратиться в сердце снаряда или бомбы…
В сборочном цехе нас знакомят с простенькой операцией — маркировкой. Сегодня ее выполняют автоматы, а тогда, в годы войны — две женщины–работницы. Им и требовалось–то вставить пальцы рук в десять стаканчиков взрывателей, перенести их, припечатать к штампу и вновь поставить на конвейер. Вроде просто. Но в течение всей войны конвейер подал около 180 млн. изделий. Каждое изделие весом в 100–150 граммов. Сколько же тысяч тонн металла перенесли эти женские пальцы?
Примеров такой самоотверженности и высокого патриотического духа советских людей не перечесть.
Летом 1942 г. в результате нового вражеского наступления, новых потерь и последовавшей второй волны эвакуации наша военная экономика переживала серьезные трудности. В крайне тяжелых условиях на предприятиях наркомата были организованы механизация трудоемких работ и внедрение поточного производства патронов и снарядов. Эти мероприятия завершили начатое перед войной совершенствование технологических процессов. Они позволили значительно сократить производственные затраты, сэкономить много дефицитного металла и главное — существенно увеличить выпуск продукции. Приведу Вам такие сравнительные данные. Если в 1940 г. промышленность боеприпасов дала стране более 17 млн. снарядов, около 8 млн. авиабомб и более 18 млн. мин, то в разгар войны, в
1944 г., было получено 94768 тыс. снарядов (рост боле чем в 5,5 раза), 10518 тыс. авиабомб (рост более чем в 13 раз), 78630 тыс. мин (рост более чем в 4 раза).
Г. А. Куманев: Вы, конечно, неоднократно в предвоенные годы и во время Великой Отечественной войны встречались со Сталиным, отвечали на интересовавшие его вопросы, получали различные задания. Если я не ошибаюсь, то нельзя ли поделиться впечатлениями от некоторых из этих встреч?
П. Н. Горемыкин: Действительно, перед войной, работая начальником Главного управления Наркомата оборонной промышленности СССР, первым заместителем наркома вооружения, а затем и наркомом боеприпасов, я часто приглашался на заседания Политбюро ЦК ВКП(б) или Комитета обороны при СНК СССР. Разумеется, приглашался обычно тогда, когда там обсуждались вопросы, связанные с новыми образцами техники и вооружения. На этих заседаниях, кроме наркомов оборонных наркоматов, постоянно бывали военные конструкторы, руководители и специалисты Наркомата обороны СССР. Если это заседание Комитета обороны, то, как правило, председательствовал маршал Климент Ефремович Ворошилов, а последним всегда выступал Сталин. Причем не помню случая, чтобы вождь ограничился несколькими общими фразами. По каждому рассматриваемому вопросу он всегда давал глубокий, обстоятельный анализ. Я поражался его всесторонней осведомленностью, отличной памятью и широкой эрудицией. Помню, когда в 1938 г. на одном из заседаний рассматривался вопрос о строительстве новых кораблей нашего Военно — Морского Флота, были приведены некоторые сведения о состоянии флота в ведущих зарубежных странах. Подводя итоги обсуждения, Сталин по памяти дал развернутую характеристику всем основным кораблям наших потенциальных противников по тоннажу, мощности двигателей, по скорости и вооружению.
Немало было встреч и во время войны. Расскажу о некоторых из них. В июле 1941 г. звонит помощник Молотова. Говорит, что мне нужно немедленно приехать к Вячеславу Михайловичу.
— По какому вопросу и надо ли взять какие–нибудь материалы? — спрашиваю.
— Не надо, все на месте.
Приезжаю. Вхожу в кабинет к Молотову и вижу: за столом сидят Молотов, Микоян, Маленков, Берия, Вознесенский. У письменного стола стоит Сталин, заметно нервничает. Поздоровался и, затянувшись трубкой, спрашивает: