Грабеж
Шрифт:
…Пришелец посмотрел на часы и засобирался. Павлов довез его до дому и простился у подъезда: в квартиру шеф его не пригласил, через полчаса должна была прийти Белла. И она пришла без опозданий в точно назначенный час.
Когда сели за стол, он налил гостье вина, себе напитка «Байкал», сказав, что он в бане изрядно подзаправился коньяком и с него на сегодня достаточно. А заодно, как бы между прочим, поинтересовался, как относится девушка к замужеству.
Выпив вино и лукаво поглядывая на Пришельца, Белла произнесла своим мягким ласкающим голосом:
— О замужестве заговорил, очень-очень
— Есть. Отличная партия.
— Ах, вот оно что: ты о моей судьбе печешься!
— Да, твоя судьба волнует меня, — резко перебил Ипполит Исаевич. — Совесть, понимаешь, девочка, совесть мучает, кричит во мне: так больше нельзя. С моей стороны было бы подло продолжать наши отношения, обнадеживать тебя. Ты должна знать, что я не могу на тебе жениться.
— И не надо, мне и так хорошо! Разве я требую?..
— Ты заблуждаешься, ты ослеплена и не даешь себе отчета. А тебе нужен муж, семья, дети. Ты молода, я старик.
— Положим, я-то лучше знаю, какой ты старик. — В глазах Беллы промелькнули лукавые искорки.
— А ты вперед смотри, в завтра, каким я буду через пять-семь лет, — не скрывая раздражения, продолжал Пришелец. Руки его не находили места, он начинал терять самообладание — два неприятных разговора — с Павловым, а теперь с Беллой — в один день: не много ли? Вместо «Байкала» он налил себе «Токая» и выпил одним махом.
— Скажи прямо: ты не любишь меня? — умоляюще смотрела на него Белла.
— Скажу больше: и никогда не любил. И это меня мучает, давит на совесть. Я не могу, не способен вообще любить — ни тебя, никого. Не знаю, почему, возможно, я так устроен, возможно, потому, что я слишком люблю себя. Да, да, я эгоист, отъявленный, неисправимый, стопроцентный эгоист. Я давно должен был об этом тебе сказать, хотел и не мог, не решался, потому что эгоист, о себе думал. А сегодня Анатоль признался, что ты ему нравишься. Я и раньше подозревал, что он неравнодушен к тебе и даже — представь себе банальность — ревновал. Но я не должен стоять между вами.
Белла внимательно слушала его и наблюдала. Ее интересовали не сами слова, а то, как они произносились; не оболочка слов, а их существо, подлинный смысл.
Ипполит умолк, театрально обхватил голову ладонями и, глубокомысленно уставившись в стол, после долгой паузы заговорил полушепотом:
— Да, виноват… подло, но что делать… глядеть правде в глаза, трезво… думать о будущем. У тебя все впереди — жизнь, счастье, любовь. Все кончено…
Она прервала бессвязное бормотанье, взяла его руку и поднесла к своей щеке, к губам.
— Не надо, дорогой, все будет так, как ты хочешь. Я выйду замуж. Неважно, кто будет мой муж — Анатоль или кто-то другой. Но ты позволишь мне хотя бы изредка видеться с тобой? Позволишь?
Умоляющий взгляд ее был кроток и жалок, преданные глаза блестели от слез.
— Если это будет Анатоль — он нам все позволит, Я буду другом дома, — прошептал Ипполит Исаевич и поцеловал ее. — Только родители твои не должны мать, что я знаком с, Павловым. Имей это в виду. Так будет лучше для нас обоих.
Деньги к деньгам, удача к удаче — так говорят,
— О'кэй!
Значит, все в порядке, полдела сделано. Остался доволен Пришелец и встречей с бригадиром золотых дел мастеров. Встреча эта состоялась на квартире Ипполита Исаевича, обставил он ее должным образом, показав гостю размах и широту, с каким живет консультант по русской древности, а заодно рассказал, как из двадцатипятипроцентного жидкого золота можно делать десятипроцентное и как образовавшиеся излишки жидкого золота превращать в твердое. Они быстро поняли друг друга, что называется, нашли общий язык. Гость остался доволен встречей, радостный хозяин проводил его до самого лифта. И тут произошло событие, испортившее Пришельцу настроение. Более того, будучи человеком немного суеверным, он усмотрел в этом событии дурной признак, недоброе предзнаменование. А случилось вот что: подойдя к лифту, Ипполит Исаевич нажал кнопку, ожидая прихода кабины на его этаж. Через минуту кабина остановилась перед прощающимися Пришельцем и его гостем и из нее вышел… Добросклонцев. Вышел и сказал несколько стушевавшемуся искусствоведу с дружеской улыбкой:
— Здравствуйте, Ипполит Исаевич. Как хорошо, что я вас застал. Шел мимо и думаю, дай загляну, авось дома. И вот… мне повезло.
По смущенному лицу Пришельца Юрий Иванович понял, что застигнутый врасплох Ипполит Исаевич не рад незваному гостю, хотя и ответил, преодолевая неловкость:
— Проходите, пожалуйста. — И уже в прихожей спросил сухо, официально: — Чем обязан?
— Вы меня простите, я не надолго. Просто нужно выяснить некоторые мелкие детали, но мне не хотелось вас беспокоить приглашением на улицу Белинского.
Пришелец провел Добросклонцева не в гостиную, где еще не был убран стол после встречи с бригадиром золотых дел мастеров, а в кабинет. Внезапный приход подполковника насторожил его: тут можно ожидать подвоха. Прежде всего Ипполит Исаевич вспомнил, что он слегка под хмельком, поэтому приказал себе быть немногословным н осмотрительным. Сели в мягкие кресла у круглого журнального столика. Гость, сложив обе руки на столе, доверительно посматривая на Пришельца, заговорил мягко, почти смущенно:
— Ипполит Исаевич, мы, то есть милиция, нуждаемся в вашей помощи, и поэтому буду с вами откровенен: дело с кулоном продвигается плохо, а вернее, совсем не продвинулось. Нам не удалось напасть на след налетчика. Мы задержали одного из участников, Конькова, того, что был в штатском, вы его помните, но он скорее невольная жертва, человек случайный и попал в эту историю по причине своего психического недуга. Помощь его следствию в сущности равна нулю. Вы вправе меня спросить: почему обратились именно к вам? Отвечу: вы человек проницательный, наблюдательный, у вас острый глаз.