Грачи улетели
Шрифт:
– Между прочим, мы в ботинках, – сказал Чибирев.
– Ноги все равно промокли, а так будет быстрее.
И не говоря больше ни слова, он решительно шагнул вниз в сторону ближайшего дерева; он замахал руками, чтобы не потерять равновесие, коснулся левой снегового покрова и, словно в ластах был, заковылял дальше; через несколько шагов Дядя Тепа обнимал дерево.
Сообщил:
– Наст крепкий, нога не проваливается.
– Дядя Тепа, вернись, пожалуйста, – попросил Чибирев. – Нам тебя не вытащить будет.
– За мной! – скомандовал Дядя
Какое-то время Дядя Тепа не напоминал о себе; наконец послышалось “бляяяя!” – это он помчался вниз на спине.
– Русский самоубийца, – сказал Чибирев.
– Идиот, – уточнил Щукин.
– Тепин, мудило, ты жив? – кричали ему сверху.
– Заебись, мужики, давайте сюда, я вижу дорогу!
– Ни хера ты не видишь! – крикнул ему Чибирев. – Дорога должна быть дальше гораздо, тебе до нее далеко!
Пол-Исакия, подумал Щукин.
– Да вот же она!
– Хорошо! – крикнул Щукин. – Жди нас на дороге, мы к тебе по ней и придем!
– Не слышу!
Голос у Щукина оказался слаб. У Чибирева сильнее:
– Мы придем к тебе по дороге!
– Охренели? – донеслось снизу. – Вы полтора часа идти будете!
Делать нечего, оставалось решиться. Чибирев оказался тяжелее Щукина, поэтому спускался дольше – он с каждым шагом проваливался в снег по колено. Щукина наст чаще выдерживал, лишь оседал под подошвами его ботинок; Щукин шел боком, от дерева к дереву, лицом натыкаясь на ветки и рискуя выколоть глаз. Часть пути он, подобно Дяде Тепе, промчался на спине.
Дядя Тепа подавал голос обоим, подсказывая направление.
Действительно, съехали на дорогу. Друг друга отряхивали. “Нежнее, нежнее”, – просил Чибирев. “Нежнее никак, – отвечал Щукин, – ты льдом покрываешься”. Стоя на одной ноге и опершись на плечо Дяди Тепы, Чибирев из ботинка вытряхивал снег, недовольно ворча. Дяде Тепе придется проставиться, после такого грех не выпить. Дядя Тепа не возражал. Для подобного случая он предусмотрел заначку.
– Предусмотрительный, – Щукин отметил. Мысль о заначке всех троих согревала. Дядя Тепа спросил:
– Ну что, двинули?
– Пока не замерзли, – сказал Чибирев.
Двинули, пока не замерзли. Щукин шел и недоумевал: – Откуда снег под ногами? Когда поднимались, на дороге не было снега. Не было. А теперь был.
– В горах быстро меняется, – сказал Дядя Тепа.
– Что меняется?
– Все.
Чибиреву тоже не все было ясно:
– Что-то дорога слишком крутая, была положе…
– Потому что вниз идем. Вниз всегда круто. Вопреки обещаниям Дяди Тепы продолжало темнеть. Чибирев вспомнил Лермонтова: “…кремнистый путь блестит…” Точно: снег на дороге кремнистый. Правда, Лермонтов, кажется, выразил летнее впечатление. Неважно.
– Деревья шумят, – сказал Чибирев.
Он привык к тому, что деревья шумят листвой. В данном случае шуметь им было нечем. Это ветер шумел в голых ветках деревьев. И чем дальше они шли,
– Сквознячок, – сказал Чибирев и спросил дрогнувшим голосом: – Почему дорога прямая?
– Да что ж тебе все не нравится? То слишком круто, то слишком прямо…
– А я объясню, – Щукин сказал. – Потому что это не наша дорога.
– А чья?
– Не наша!
Прошли шагов пятьдесят, безмолвствуя.
– Слушайте, – прервал Дядя Тепа молчание. – Когда мы спускались на верхнем витке, мы шли против часовой стрелки. А теперь мы идем тоже против часовой стрелки, хотя все так же спускаемся. Значит, это одна и та же дорога.
– Ничего не значит, – Щукин ответил. – Мы бы по любой дороге спускались против часовой стрелки. У меня хорошее пространственное воображение.
– Ты бы, Щука, лучше перевел часовую стрелку на два часа назад. Живешь по московскому времени со своим пространственным воображением. Кстати, который час, интересно?
Девятый. Или около того. Детское время.
– Надо зажигалку достать.
– Не надо.
Быстро стемнело. Еще немного прошли. Чибирев возвестил:
– Ущелье какое-то. Мы здесь не были!
– А я о чем? – воскликнул Щукин. – Это не наша дорога!
Оба остановились, а Дядя Тепа, напротив, лишь ускорил шаг. “Он с ума сошел”, – сказал Щукин. Они видели, что не видели Дядю Тепу: темнота его поглотила. Побежали за ним.
– Дядя Тепа, если ты сумасшедший, ты так и скажи, будем хотя бы знать…
– Спокойно, – сказал Дядя Тепа. – Дорога не наша. Другая дорога. Но она ведет вниз. И мы по ней спускаемся.
– Но куда?
– Щука, не паникуй. Какая разница – куда. Ведь куда-нибудь она приведет. Я думаю, она приведет к шоссе.
– Между нами и шоссе течет река. Она не замерзает.
– Значит, будет мост. Логично? Если дороге мешает река, строят мост через реку.
– Но кто тебе сказал, что она ведет к шоссе? Мы от шоссе удаляемся!
– Но ведь куда-то она приведет! Куда она приведет? Ты знаешь?
– Откуда я знаю – куда? Что ты спрашиваешь? В селение какое-нибудь! Я не знаю, куда!
– Значит, из селения будет другая дорога! К шоссе! Здесь все связано системой дорог!
– Я думал, – сказал Чибирев, – только у нас бывают такие дороги.
– Чем тебе не нравится дорога?
– По-моему, в эту зиму по ней никто не ходил и не ездил.
– Ладно. Не теряйте силы на болтовню. Скоро придем. Скоро произошло вот что: они словно переступили невидимую границу – резко похолодало, и стало совсем уж темно, темнее прежнего. Будто их накрыло гигантской ледяной ладонью. Они уже не видели друг друга, хотя и шли рядом, – и только слышали, как хрустит снег под ногами. Хорошо еще шаги не заглушались до странности равномерным шумом ветра, господствующего над их головами – и справа, и слева – в голых невидимых ветвях деревьев. Здесь, внизу, где были они, особого ветра не чувствовалось, отчего еще невозможней, нестерпимей, несносней казался этот неправильный шум.