Град на холме

Некрасов Илья

«С меня причитается», – заверила Жанна.

Чёртовы экологи. Суют нос, куда не следует.

Куда только ни лезут. Слышал, что они силятся написать собственный учебник истории, в котором человечество будет представлено в виде раковой опухоли на теле матери-Земли. «Деметры». Чёртовы экологи. Ссылаются на какого-то там Шардена. [33] То ли католического попа, то ли неоязычника. Поклоняются планете, будто богине, и не так безобидны, как может показаться. Поэтому их ведёт бюро прокурорского надзора…

33

Пьер

Тейяр де Шарден (1881–1955) – один из создателей теории ноосферы, монах ордена иезуитов, антрополог-любитель. Развивал собственную философию, в которой пытался синтезировать псевдохристианские идеи с марксизмом, с представлениями об эволюции Земли и прогрессе. В его философской системе человечество само создаёт Бога по мере научно-технического развития

Я постарался не думать о случившемся. Положился на прокурорскую совесть. На работу, конечно, не поехал. Взял такси и назвал домашний адрес. Мы поехали.

«Нелицензионная наркота, кражи из музея, намёки на политику. Что общего? Почему мы имеем трупы Эрасмуссена и неопознанного? По какой причине так много улик, которые ничего не дают? Почему они ничего не подтверждают и не опровергают?» – гадал я, глядя в двигающийся за окном такси город. От этих вопросов в голове становилось пусто, и внимание постепенно переключалось на Париж-3.

Мы словно стояли на месте, застряв в полупрозрачной яме, не двигаясь ни вверх, ни вниз – такси имело хорошую мягкую подвеску, умные амортизаторы и остальное… По стеклу расплывались пятна света и блики, перемешанные с потоками и каплями воды. Даже людей и машин не было видно, только области неясной темноты. Всё это создавало странное впечатление. Восприятие говорило о том, что мы никуда не движемся, что это город стекает по машине и струится мимо. Цветные светящиеся капли на стекле передо мной походили на крутящийся калейдоскоп, а моё отражение – тот молчаливый угрюмый парень – был словно заперт внутри него.

Мы ехали по наземным и воздушным трассам, вертикальным каналам, и словно не чувствовали ничего. Внутри было пусто. От работы, от самого себя, от отражения и всего, что окружает это долбанное такси. Ноотрофен съедал меня изнутри, оставляя пустоту, а железке рядом было тем более плевать. На то она и железка.

* * *

«Человек не может без сна. Господи, как хочется спать», – признался я, переступив порог собственной квартиры.

Раздеться и аккуратно повесить одежду в тёмной прихожей оказалось непросто – перед глазами мелькали тени моего дома, а голову захватили мысли о сне… В то же время ноотрофен и остатки облачного аэрозоля не отпускали меня, не давали желанной свободы и полноценного забытья. Это был какой-то сон наяву. Сон вокруг.

Я стоял у окна и смотрел на шикарную картину. На огромном экране, что висел на стене соседнего дома, снова красовались ярко-красные женские губы. Та азиатка опять глотала полупрозрачную синюю таблетку, которая, если верить рекламе, может заменить курение. Спрашивается: а зачем? Какой смысл пересаживаться с одного на другое? Для меня электронный плакат имел, скорее, художественную ценность. Эта красота встречала меня, когда я просыпался, и провожала в мир грёз, отражаясь на стене. [34]

34

Похожий

рекламный щит часто попадался на глаза Рику Декарду, главному герою фильма «Бегущий по лезвию»

По небу прокатился гром, но молнии не последовало… Возможно, так проявил себя космоплан, переходящий звуковой барьер. Он рвался в чистое чёрное небо сквозь завесу клубящихся туч.

На козырьке с наружной стороны окна лопались и шипели пузырьки воды с едва заметными желтоватыми разводами. Впервые за несколько месяцев с неба лился кислотный дождь. Я отошёл от окна и увидел на стене красноватое пятно – смутный отблеск экрана с азиаткой.

Всё выглядело так же как в условном вчера. Ничего не изменилось.

Вокруг та же тишина, заполняющая квартиру. Темнота, скрывающая те же вещи, и полоски света от жалюзи, выхватывающие из сумрака знакомые детали.

Вновь хочется курить.

И пить. В зубах оказывается сигарета – в момент, когда азиатка глотает свою таблетку. Ты ощущаешь этот момент почти что спиной. Хотя… не стоит врать – всё из-за характерного движения красноватого пятна на стене. Его повадки известны до мелочей.

Вот сейчас она улыбнётся, и… пятно действительно меняет форму. Сознание заполняется табачным дымом, а картинка перед глазами размывается его сизыми струями.

Ты подходишь к расставленному дивану со смятым «бельём». Скидываешь недоснятую обувь и медленно, будто со скрипом, ложишься. Но просто закрыть глаза – слишком мало. Они будто снова видят это.

Всё тот же «день», тот же потолок, полоски жалюзи, привычный запах сигареты. Слева, на стене, маячит красноватое пятно, а справа, в темноте города, опять повис огромный экран. Шикарная улыбка, тонкие губы. Они словно шепчут что-то. Но так тихо, незаметно, чтобы не подслушало сознание.

Ему не обязательно знать, что жизнь бессмысленная дрянь, что под диваном свалка пустых бутылок, что в небольшой квартире давно не прибирались, что единственная музыка этого дома – шелест бесконечного дождя, да низкий гул лифта в подъезде.

Где-то в темноте стоит заброшенный личный компьютер. А сейчас тебе почти не интересно – спишь ты на самом деле или нет. Перед глазами одно и то же… неважно, открыты они или нет. Вокруг странный полусон. Блуждание по кругу. Ты уже смотрел в этот потолок, стоял у окна, слышал шум дождя, курил сигарету. И тогда неважно, чем это было: сном или реальностью.

Ты приподнимаешься на локтях, чтобы проверить, есть ли хоть одна не-пустая бутылка под кроватью. Есть. Из горы пустого стекла показывается единственная полупустая. Рядом стакан. Хочется вытравить из себя ноотрофен, чтобы немного поспать. По-настоящему.

– Компьютер, – позвал ты. – Компьютер…

Из темноты справа молчок. Настроенный на восприятие голосовых команд аппарат не отвечает. Ладно. Ты налил в стакан виски и выпил – алкоголь является антидотом для ноотрофена и действует как снотворное.

Снова откинулся на диван. Захотелось услышать музыку.

– Компьютер…

Послышалось неровное гудение вентиляторов, стряхивающих с себя пыль. Где-то справа мелькнули огоньки, машина просыпалась из собственного сна.

– Музыка.