Град Петра

Дружинин Владимир Николаевич

Десятки плотов оттолкнулись от берега. Сгустки пехотинцев на них, фашины — тёмные пятна в синеве мундиров. Ближе, ближе... Но Брюс сдерживает солдат, выведенных в траншементы, — не горячиться, заряды беречь! Шведы высаживаются, — доносят ему. Рота за ротон, скоро целый полк... Не беда. Боя не принимать, отстреливаться, завлекать вглубь!

Генерал Майдель не в духе. Он плохо спал — эти пустые дома, брошенные финнами, угнетают. Ни человека, ни животного, следы на лесосеках затоптаны армейскими башмаками — не поймёшь,

куда ушли проклятые дикари. Никакой преданности от них... Одного, шпионившего для русских, вчера повесили.

Всю ночь донимали комары. Денщик жёг ароматную бумагу — не помогало. Рано утром, искусанный, генерал сошёл с крыльца подышать свежим воздухом. От жилья к рыжим сосенкам в низине спускалась выжженная насквозь прогалина, недавно взрытая мотыгой. Земля, удобренная золой, чёрная, была враждебной, зловещей. Генеральский пёс Мавр напрасно увивался, умоляюще скулил, — играть с ним Майдель не пожелал.

Сейчас и офицер, рапортующий о ходе переправы, раздражает. Что за глупая улыбка у юнца! Сопротивление русских слабое? Ликовать ещё рано. Занять весь остров, весь целиком. Подтягивать артиллерию. Сделать вид, что это — главное направление...

Конечно, если штабные оптимисты правы, — цитадель Петра и Павла сама просится в руки. Гарнизон ничтожен, — считают они. Военные транспорты постоянно пересекают залив. Котлин и фронт на западе выкачали большую часть солдат из Петербурга. Хватит одного быстрого удара...

Генерал не питает иллюзий. Живописные лобовые атаки не его стихия. Анкерштерн, салонный хвастун, обожает их — вот и обламывает себе зубы. Майдель чтит Фабия Кунктатора — этот римлянин воевал осмотрительно, без спешки, широко задуманными манёврами.

Стрельба стихает. Что это значит? Юнца сменяет капитан, грубоватый старый служака.

— Русские улепётывают! — рявкает он. — На редуте пушка валяется, бросили... Бог свидетель!

Ветераны нестерпимо фамильярны. Не отучить... Капитан ещё и назойлив — позволь ему преследовать врага. Отличиться, войти первым на соседний остров.

— Печально, капитан. Печально, когда отвага в разладе с умом.

Афоризм, произнесённый у врат Петербурга, экспромтом. Надо запомнить. А храбрец таращится, — сложно для него.

— Я устал от вас, — роняет Майдель лениво. — Сперва закрепиться! Всему своё время.

Тишина полнейшая. Нарочные, обгоняя друг друга, уверяют: остров очищен от противника. Но пороть горячку нелепо. Лёгкие успехи обманчивы. Тоже собственный афоризм генерала.

Он перешёл на Каменный к концу дня. Снова крестьянская изба, кишащая тараканами. Нет, лучше в шатёр... В этом так называемом городе не будет приличного помещения. Нигде, вплоть до цитадели. Да и там неизвестно какой комфорт.

Без сомнения, голыми руками не забрать драгоценнейшую царскую крепость. Предстоит осада. Там и засядут русские. Оттого-то и сданы после короткой

перестрелки редуты Каменного, сооружённые в прошлом году. Теперь форсировать Малую Невку... Что там у русских, на том острове?

«Аптекарский» — помечено на штабной карте. Раздобыли её секретным путём, Петербург как на ладони. Слышно, царь затевает на острове сад лекарственных растений. Сумасшедший фантазёр! Укреплений рекогносцировка не обнаружила. Но русские копошились там прошлой ночью.

— Вряд ли они успели много сделать. Осторожность, впрочем, не мешает.

В шатре собраны командиры полков. Адъютант записывает речь Майделя, негромкую, с паузами. Он доволен собой: правильно поступил, охладив и того простака-капитана. Тогда переправа ещё тянулась. Теперь накопление войск на Каменном закончено.

— Полкам развернуться по всему берегу. Трогаться с места всем одновременно. И прошу помнить: резерва у нас кет.

Сказано для острастки. Часть войска на материке, в лагере. Подмога от него — лишь в самом крайнем случае. Назначение имеет обойти Петербург за пределами дель. ты, запереть дороги, лишить город продовольствия, связей с армией Шереметева. В пылу битвы русские не заметят, не разгадают обходного манёвра.

На Аптекарском — ни одного признака жизни. Тишина, от которой начинается нервная дрожь... Светлое небо затмили грузные облака, и не разобрать, где окопались чёртовы русские.

Плоты, лодки готовы, сдвинуты к речке. Поют фанфары, поднимая стрелков. Вёсла, шесты взбивают воду. Противоположный берег мирно поплыл навстречу и вдруг словно вспыхнул и оглушающе раскололся.

О грянувшей в тот миг баталии Адлерфельд упомянет стыдливо, глухо. Лаконично, но выразительно опишет её царю обер-комендант Брюс:

«Сего июня против 24 числа в ночи с неприятелем... с великою пушечною и мелкого ружья стрельбою и, милостью божьей, через многую нашу стрельбу, на утренней заре неприятеля с Каменного острова сбили, и с великим поспешанием ушёл он на Выборгскую сторону. По осмотру моему, на таборах на том острову приготовлено было несколько тысяч фашин, также туров много число, в 4 местах сделаны были батареи. По признакам, он ушёл не без урону, а доблесть себе получил: только сжёг две малые пустые деревнишки».

Спалить деревни приказал Майдель, дав волю досаде и ярости. Переправа обратно стоила больших потерь. Тут ещё, совсем некстати, явился посланец Анкерштерна — за помощью. Лишних людей нет. План окружения Петербурга не отменен, двинуты все уцелевшие пехотинцы.

Замысел сей не нов, сквозил в действиях шведов и ранее. Обер-комендант Брюс, архитект Трезини, офицеры и работные часу не теряли зря, цепочками окопов, насыпей, редутов опоясали город. На все стороны смотрят орудия. По Неве крейсируют многовёсельные галеры, не зависящие от ветра, фрегаты, шнявы.