Град Петра

Дружинин Владимир Николаевич

Наталья присылает звать их высочества в театр. Московская её труппа пополнилась. Играют покамест в сарае, для всех прилично одетых. На афише две комедии Мольера, одна про доктора Фауста, и русские пьесы, в том числе из-под пера царевны. Представление длится с полудня до семи вечера.

У Шарлотты разболелась голова. Плошки с маслом чадили, пахло дёгтем, которым горожане смазывают сапоги. А главное — принцесса не поняла ни слова. Алексей сидел с каменным лицом. Царь пожелал видеть его на спектакле непременно — давали «Стрельцов». В интермедии, между восстанием и казнью, вышел актёр, поясняющий события, и клоун — последний перебивал и смешил.

Царь потом любезно беседовал с

Шарлоттой. Он ценит театр, назначил награду за хорошую пьесу — без грубого шутовства и без любви. Надоела она, всё те же восклицания и ужимки. Больше нужно материи поучительной.

— Правда ваша, батюшка, — откликался Алексей глухо и безразлично.

Шарлотта слушала зачарованно. Пётр целовал ей руку, а на сына и не взглянул, уходя. Ничем не увлечь его. Чуждо всё исходящее из отцовых уст.

Горбится, кашляет натужно — пожалейте, мол, хворого, не тревожьте. А бражничать — здоров. Разгул на всю ночь закатывает. Компания всё та же, новых не допускает. Ходят к нему духовные — за пожертвованием, да бурмистры из деревень его — царевич вникает в земельные споры, в драки между крестьянами, хочет прослыть справедливцем. С ближними людьми царя толковать ему не о чем. Из иностранцев уважает Гюйсена — за ум и учёность.

Барон визиту рад, откладывает манускрипт, разминая пальцы. Гору проектов настрочил барон, всё он обязан знать — устройство кадетских училищ, научного общества для отбора и перевода книг, работу почты, порядок пожалования в графы, оплату художников. Мало того — царь ждёт соображений о сельском хозяйстве, о мануфактурах, добыче руды. Применителен ли опыт германский к русскому?

— Порывы человеческие, — тянет Алексей чуть снисходительно, оглядывая стопы тетрадей.

— Неподвижны лишь камни, принц. Стремление к лучшему заложено в нас. Его величество правит интенсивно.

Что выгоднее экстенсивного способа, флегматичного, — полагает Пуфендорф. Страдания — удел неизбежный, так отмучиться поскорее и увидеть результат.

— Да, да, не ждать тысячу лет, — молвил принц, слабо улыбнувшись. — Но тот же автор указывает — успех Афин породил завистников и врагов. Всевышний смеётся над нашими надеждами.

Кстати, о возможностях человека... Алексей одолел наконец книгу, привезённую из Дрездена, — «Истинная учёность, или Краткий путь к познанию». Что думает о ней барон? Сочинитель пытается примирить Декарта с церковью.

На почве политики принц не задерживается. Обратил взоры к вершинам теории, ставит предел свободе воли, осуждает самомнение. И вдруг — запальчиво:

— Вы верите в дьявола?

В толстом, обстоятельном трактате о дьяволе ни слова. Как же так? Можно ли отрицать его? Очевидцев множество. В Анненбурге сатану видели у городских ворот. На детей наслал порчу.

— Галлюцинации, мой принц, истерика... Современный анализ не находит чёрта с рогами.

Гюйгену ясен ход мыслей бывшего воспитанника. Монархом руководит бог, но всегда ли так бывает? Алексей обвиняет отца и постоянно ищет опору. Пригодно любое суеверие... Одно утешительно — приобщён к языкам, к чтению. Да исцелится его раненая душа!

В библиотеке Алексея книг только иностранных более ста. Немецкие, польские, французские. Почти половина — издания текущего века. Приобретал за границей, прежде всего труды по теологии — православному наследнику интересны и прочие религии. Восхищается умелой риторикой католика, поносящего протестантов. Учебники стратегии, фортификации, мореплавания выбросил, старый курс военной архитектуры уцелел в библиотеке случайно. Потратился на многотомную «Историю Рима», на дорогую, с картами и гравюрами «Турецкую монархию», на «Историю крестовых походов», атласы, «Советы политикам» прехитрого

кардинала Мазарини [81] . Царевич обнаружил вкус и к изящной словесности — знаком с поэзией Горация, с сатирами Ювенала, с остроумными «Наблюдениями» Мариво, со сказками Лафонтена [82] .

81

Мазарини Джулио Раймондо (1602—1661) — французский политический деятель, кардинал, по происхождению итальянский дворянин.

82

Гораций (Гораций Флакк) Квинт (65—8 гг. до н. э.) — римский поэт, автор «Од», «Сатир», «Посланий», «Эподов», «Науки поэзии» и т. д.

Ювенал Децим Юний (60-е гг. I в. — после 127 г.) — римский поэт-сатирик.

Мариво де Шамблен Пьер-Карле (1688—1763) — французский драматург.

Лафонтен Жан де (1621—1695) — французский писатель, автор сатирических сказок, комедий и басен; Лафонтена переводили И. А. Крылов, А. П. Сумароков и др.

Сажает рядом Фроську, пересказывает. Царицей будет, так не краснеть же за неё! Обоим полюбился поляк Невеский — пусть не классик, но до чего же меткие вирши!

— Один раз похвалит жена, зато десять обругает, один раз она овечка, десять — лукавая лисица. Перца в ней фунт, мёду едва ложка. Казалась пчёлкой, а на поверку — оса. Слышь, Афросиньюшка!

Точь-в-точь про Шарлотту. Оба злорадно хохочут. Девка вдруг отстраняется.

— Тебе бы добренькую... Я тоже оса. Уйдёшь к ней спать — ужалю. Завопишь.

И снова твердит Алексей: не мила ему немка, сын от неё нужен и только. Династии нужен. Домой отошлёт немку или похоронит тут... Не так, так этак избавится.

— Бог простит, видя мои бедствия. Я пока никто, но час мой настанет...

Отец прихварывает. Врагам недолго жить, — царь Алексей всех сожмёт в кулак.

— Шею никому не подставлю. Шалишь! Попы ждут, что им подставлю. Выкусьте! Кланяйтесь, да пониже, как бывало. Башкой об землю.

— Башкой, башкой, — вторит Фроська.

Бережёт наследника, отвращает приступ ярости — нервы у него, говорит лекарь, хрупкие.

— Митрополиту Стефану язык отрежу. Ишь заступник!

До поры — рот на замок. Кто не понял сей тактики — тот не друг. Мазарини писал: политик умнейший, но лишённый выдержки кончает плохо.

Бывая у царевны Марьи, Алексей больше слушает, чем говорит. Молчание — золото. Всякий люд при ней — странники, юродивые, гадалки. У тётки припасена весть из Суздаля, от Евдокии. Доставил преданный ей монашек. Он же и ответ понесёт.

— Ты моих убогих не бойся, — увещевает Марья. — Они все за тебя. Старица Феклуша намедни что сказала? Двоеглавых птиц нету. Орёл двоеглавый — знак антихриста.

«Кто немецкое платье носит, — твердят убогие, — кто бороды сбрил — тем быть в аду с царём вместе. О том письмена были в небе». Убогие чтят Евдокию и считают царицей истинной. Про неё и песня сложена:

В Ярославле — красном городе Князья-бояре съезжалися. Келейке дивовалися — Что за келейка малёшенька, Что за старица молодешенька!