Град разбитых надежд
Шрифт:
Джоэл опасался, что его слов не хватит, как и его меча. Пока он нес на поясе только короткий кинжал на случай столкновения с мелкими грабителями. Что его ждало в квартале прокаженных, он не ведал.
Дождавшись, пока улицы опустеют, а все охотники займут свои посты, он двинулся по направлению к запретной зоне. Обостренный нюх указывал направление, и даже в ненастную ночь ему теперь не требовался фонарь: в темноте весь мир состоял из звуков и запахов, живые предметы излучали тепло. Джоэл видел мир в кромешном мраке сгустившейся непогоды в серо-белых оттенках.
Уже совершенно без мук совести он нырнул в чей-то огород в Квартале Шахтеров,
«Цитадель создала чудовищ. Да, именно так. Мы выжили, но мы оба чудовища, вышедшие из-под контроля своих создателей. Разве нет?» — подумал Джоэл. Но не обнаружил в себе и тени чувства вины, больше он не ощущал себя обязанным ни Охотникам, ни Уману. Он служил все эти годы городу, людям, а не порочной системе. И она больше не заслуживала доверия. Только он не знал, что делать дальше. Выступать открыто? Бежать в Хаос? Все представало зыбким и предельно нестройным, оставалось только ждать утра. Обещанных изменений, которые, возможно, диктовал сам Змей.
«Что, весело тебе? Веселишься ты, я спрашиваю?» — прорычал молча Джоэл, уставившись на Алый Глаз, который просматривался при каждой вспышке молний.
Одна из них ослепительным зигзагом внезапно угодила в ближайший громоотвод, снеся часть печной трубы. Мелкое кирпичное крошево полетело в лицо, заставив закашляться, крыша под ногами завибрировала. Джоэл резко отскочил, приняв такое совпадение за ответ Змея.
Впрочем, возможно, просто разыгралась непогода. Чтобы больше не испытывать судьбу, он вновь спустился на землю, приникая к черным пятнам кустов, двинулся сначала по краю улицы, а потом вдоль забора запрещенной территории. На всякий случай он достал маску. Хотя, судя по сведениям из досье, создания Хаоса не были подвержены человеческим болезням. А он, похоже, становился одним из них, потому что Джоэл-человек, верный служитель Цитадели, не вытащил бы зверя из лаборатории. Но именно теперь, когда пронзала бесконечная тревога, он понимал, что не боится, а до того глупо страшился принять правду об их мире.
«Вот и квартал. Что я собираюсь там найти? Зачем иду? Осмотреть калитку?» — думал Джоэл, ножом отковыривая выцветшую доску забора. Пролез он легко, исхудавшее тело все еще не обросло слоем мышц. Разве что воротник рубашки зацепился за гвоздь и едва не порвался. Но все эти мелочи не интересовали, Джоэл сдернул кусок тряпицы и сунул в карман, стараясь не оставлять улик. Хотя за ним никто не шел.
Он принюхивался и вспарывал ночную мглу усиленным зрением, различающим тепловые пятна живых существ: в подворотнях запрещенного квартала только копошились крысы, с тихим писком скрываясь при появлении нежданного посетителя.
И все-таки темнота и начавшийся мелкий дождь, секущий острыми каплями лоб и скулы, мешали распознать верную дорогу к лаборатории Рыжеусого. Джоэл плутал по коротким узким улочкам и в конце концов добрался до калитки, ведущей в Хаос. Как и ожидалось, она была заперта, и не на задвижку, а на ключ.
Джоэл провел по гладкой бронированной поверхности и не нащупал и намека на ручку. Похоже, стена сама по себе представляла сложный защитный механизм с
«Проклятье! Без ключа не выйти, — подумал Джоэл, но внезапно уловил колебания воздуха: — Кто-то идет».
По улице к калитке двигался тяжелой походкой замотанный в бесформенный балахон человек, судя по кислому запаху, старик. Но от него не разносилось отвратительного смрада заразы и тяжелой болезни, несмотря на то, что лицо и руки его, как и полагалось прокаженным, скрывали бинты и перчатки. Джоэл отметил эту странность, полагая, что без собачьего нюха подвох удачно спрятался бы под грязными тряпками, пропитанными духом немытого тела. С водой в квартале прокаженных всегда было туго, а об улучшении жизни якобы обреченных мусорщиков никто не заботился.
— Эй, старик, не соблюдаем сигнал «отбой»? — решил огорошить свои появлением Джоэл. Старик гулял среди ночи один, его вроде бы никто не охранял. Значит, он чувствовал себя в относительной безопасности. Или для своего дела ему не требовались лишние свидетели. На шее у него звякнул желанный ключ от калитки. Джоэл не знал точно, что надеялся найти в запретном квартале в ненастную ночь, но теперь был уверен, что уцепился за новую ниточку то ли расследования, то ли настоящей битвы за остатки человечества. Или за некую правду. Созидательную или разрушительную? Не ведал.
— Кто здесь? — подскочил ночной бродяга. — Господин охотник, чем обязан?
— Ничем. Веди в дом. Там поговорим, — отрывисто приказал Джоэл, стараясь спрятать лицо.
Старик, казалось, прекрасно видел в темноте. Он стоял посреди узкого проулка, миролюбиво разведя руки, слегка грузный, с лысой круглой головой, а его бесцветные синие глаза мерцали во мраке, как у кота. Или же в них просто отразилась вспышка молнии? Джоэл мог поклясться, что все не так просто.
Хотя старик совершенно спокойно подчинился: он вежливо повел рукой, указывая на свою лачугу, в которую превратился некогда добротный двухэтажный домишка с черепичной крышей, сквозь которую ныне пробивалась трава и небольшие деревца.
— Я ничего не нарушал. На наш квартал не распространяются ваши правила, — оправдывался он, вскоре открывая скошенную набок дверь. Внутри замерцала старая масляная лампа с расколотым плафоном.
Старик недовольно задул щепку, зажженную от тлеющего очага, который дымился прямо посреди кухни. Дымоход старого камина был разрушен, но никто не пытался ремонтировать его, поэтому вскоре усиленное обоняние Джоэла притупилось от дыма, а глаза заслезились. Да и внутри, в доме, витал крепкий смрад, впрочем, чутья хватило, чтобы распознать отсутствие засады.
— Я пришел поговорить. Просто как человек с человеком. Не выдашь потом? — честно признался Джоэл, но лицо решил не открывать. Да и натянутый до глаз шарф хоть немного защищал от резких неприятных запахов застарелой гнили, плесени и разложения. Похоже, мусорщики пропитывались запахом смерти, даже если не болели лепрой.
— Кому выдам? — невесело усмехнулся старик, садясь у очага на пол и наливая себе плошку жидкого супа из висящего над углями котелка. — Нас все равно никто не послушает. Что ты так смотришь? Еду не предлагаю, тебе ведь не нужны наши помои.