Град разящих мыслей
Шрифт:
Я развоплотился в жизни, дарованной мне, чтобы воплотиться в жизни, дарованной мною.
Я посещаю места до тех пор, пока там я незнакомец.
Они хотят встретиться со мной, пообщаться, узнать меня, наивно полагая, будто за кулисами произведений находится Я-настоящий. Но нет, господа, то всего лишь тень.
Вы хотите поговорить со мной на моём же языке?.. Зачем мне тогда вы ?
Жутко, когда разоблачаешь каждую свою фразу наперёд. Так ещё в зародыше гибнет разговор.
Чем
Все тайны мира прильнули к моим ногам и теребят за штанины.
Мои глаза – чёрные солнца, чтобы никто не разглядел сокрытого в них, но был зачарован.
На какую глубину я погрузился?.. Хм! Дна не видать.
Экспансия наружу очевидней, поэтому и кажется значительнее, нежели экспансия вовнутрь. Битва на поверхности, битва под землёй. Невозможно сражаться в двух местах одновременно. Так выбери своё поле боя и погибни на нём в пылу нескончаемой схватки.
Мой вопрос: рыть вверх или вниз? Доселе я рыл только вниз и радовался каждому черепу. Сохранится ли моя радость, измени я направление? Что захоронили вы над собой?
Когда пишешь собственной кровью, перестаёшь писать словами. Когда пишешь , читать уже скучно.
Бурли, кровь моя, кровушка! Бурли!
Это – книга крови. Глупо требовать и критиковать. Только созерцать и сочувствовать. Ибо здесь творится сама Жизнь. Не моя жизнь, но Жизнь через меня.
Мой лабиринт, мой вызов. Мой дневник, моя судьба.
Закончить – это отказаться от совершенства. Оно существует лишь в продолжении, в биении . Точка для меня – худшее из уродств.
Иногда кажется, что всё во мне написано, а я лишь чернила. Не чувствует ли себя так каждый муж?
Внутри меня – законченная мозаика. И я перекладываю её, кусочек за кусочком, наружу.
Когда пишешь собой, происходит то же, что и с карандашом.
Быть Уроборосом – созидать, пожирая.
Ну где же вы, гиены? Вот он, я!
– Для кого ты пишешь?
– Я пишу для надежды.
– Зачем ты пишешь?
– Вопреки «зачем».Почему важно не сжигать свои «рукописи»? Зачем их вообще «писать»? Чтобы смотреть в зеркало и напоминать, кто такой, умывать лицо ледяной водицей в моменты растерянности. Чтобы восполняться собственной силой, когда опустошён и одинок. Есть и ещё кое-что – «рукописи» показывают пути совершенствования, неисследованные тропы в глубине, наконец – твою дорогу и твои следы. Произведения сохранят вашу жизнь, отмоют её и наделят красотой. Бессмертно и красиво. Чего ещё пожелать?
В приступе бешенства: «Я всё готов сжечь! Немедля! И себя в костёр!..»
Выражаясь, мастер держит инструмент за горло. И тот повинуется.
Как нужно писать? Прорезая.
Иногда пишешь, обжигая пальцы.
Если бы человек, начиная писать, испытывал
Мастер бережёт и ценит своё пространство, будь оно на бумаге, холсте или плёнке.
В зрелости творишь уже только техникой, улетучилось нечто .
Необходим холодный глаз да горячий ум, чтобы доводить вещи до совершенства.
Писать меня учили трое: мой дорогой дед, Ницше и мой дорогой я.
Мгновенный черновик – вдумчивая перепись – точечные исправления.
Изредка я позволяю себе выдавать ахинею. Для чего? Чтобы предстать таким, какой есть: величие не абсолютно. Вы хотите меня знать? Конечно же, нет. Хочу знать сам.
Не пытайся насильно творить, когда истощён и измучен. Уступи времени, прояви терпение. Найдётся родник. Ибо цель твоя – мощь, а иное – немощь.
Некоторые мысли ещё не готовы покинуть примерочную комнату.
Читающий меня всегда позади: он бредёт по моим запутанным следам. Я хотел бы взять кого-нибудь за руку и повести рядом. Но они боятся… не меня боятся.
Не оглядывайся на собственные следы. Ты рискуешь пойти вспять.
Я прошу о читателе, не потребителе .
Искусство живёт, пока творится. И я призываю вас к себе – пожить вместе со мной, с моим искусством. Вы, должно быть, приуныли сидеть у могил.
Написанное – приглашение, а не демонстрация.
Будучи не просто философом, но и художником, я немыслим без красок. Я лукавлю, отождествляя философию с искусством. Или нет?..
Я многолик. Во мне родилось сразу несколько. Неудивительно, что сцепились мы в локтях.
Философии я учился у художников, с кистью в руке.
Я художник, обречённый на буквы.
В моей философии нет ничего ошибочного. Иначе саму индивидуальность следует признать ошибкой.
Я могу заблуждаться… но ведь происходит это по вине искренности! Значит ли сие, что как человек я – заблуждение?
Одно дело заблуждение, совсем другое – глупость.
Вопрос не в том, прав я иль нет, а каково твоё намерение.
Мне занятней играть с проблемами, нежели разрешать их.
Пожертвовал я всем ради войны на фронте мысли: и здоровьем, и друзьями, и улыбкой. Даже юностью своей. Так коль я проиграю, милосердия прошу – смерти, смерти, смерти!
Страдаю! Кто спасёт меня? Кто спросит, хочу ли я спастись? Но что отвечу?.. Столь многое получил я от страданий, кем буду без них?
Путника ожидает распутье. Одна дорога ведёт к райскому саду: со спелыми плодами, в нежных цветах, с живительным прудом, где купаются юные девы. Другая, стиснутая пустотой, заросшая и позабытая – к далёким-предалёким горам, которые всё осознанней воспринимаются как мираж. Знает ли путник, кто он такой? Или знать не желает?..