Градгродд. Сад времени. Седая Борода
Шрифт:
— Послушать россказни Стейна, так на всю жизнь пропадет охота к Странствиям. Нет, подумать только: он говорит, что Уинлок кругом не прав и что мы только думаем, что мы здесь, а на самом-то деле нас здесь и в помине нет… И много несет всякой другой чепухи. Еще он говорит, что в подсознании осталось много уголков, еще не исследованных нами; и, дескать, никто не знает, чем могут обернуться наши Странствия.
— Возможно, он прав. Концепция подсознания была разработана в две тысячи семьдесят третьем, а первое Странствие Духа совершено года через три, не раньше. Так
— Я тоже так думаю. Может, он просто выпендривается, старается произвести впечатление.
Она сняла брызжущую маслом сковородку с походной плиты.
— И, если честно, этот девон у меня уже в печенках сидит. Может, двинешься со мной в юрский?
— А разве Лэнни со товарищи не там?
— Ну и что же? Ведь период же огромный… Боишься, вам там не хватит места?
На мгновение им овладело странное чувство; потом он вспомнил о собственном намерении и легко согласился:
— Ладно. Отправимся вместе.
— Отлично! Спасибо. Знаешь, я ведь ужасно боюсь Странствовать одна. Мою маму, например, никаким калачом не заманишь на подобную авантюру, даже в большой компании. Хоть режьте, говорит, а я и с места не сдвинусь, да и тебя одну никуда не пущу. Да уж, людям ее поколения трудно на такое решиться. И почему вот мы преодолеваем такие пласты времени, а заглянуть на три-четыре десятилетия никак не удается? Я бы ничего не пожалела, честно, только бы посмотреть, как мой старик ухаживал за мамой. Держу пари, это была сценка из дешевого фарса… В который потом и превратилась вся их совместная жизнь.
Буш промолчал, и Энн недовольно ткнула его кулачком в бок:
— Эй, что молчишь? Вот уж не поверю, что не хотел бы посмотреть, как твои предки готовятся к твоему производству!
— Энн, это кощунство!
— Да ладно тебе! Сам бы рано или поздно додумался до такого, просто я тебя опередила.
Буш покачал головой.
— О своих родителях я знаю предостаточно и без подобных экспериментов. Но, боюсь, большинство придерживаются того же мнения, что и ты. Уинлок как-то раз провел опрос среди сотрудников Института, и обнаружил у большинства Странников определенную склонность к кровосмешению. Отчасти это — главный, хотя и неосознанный повод заглянуть в прошлое. Результаты опроса только подтвердили лишний раз правоту психоаналитиков в их концепциях человеческой природы.
Согласно общепринятой ныне теории, человек считается разумным существом с того момента, когда был наложен запрет на эндогамию — внутрисемейные браки. Неродственные брачные союзы были первым шагом вперед, сделанным человеком вопреки его бывшей, животной, природе. Насколько я знаю, у других млекопитающих эндогамия — самое обычное явление.
А теперь посмотри-ка, что вышло. Человек провозгласил себя венцом природы и двигателем эволюции, но трещина между ним и природой, пробежавшая тысячелетия назад, теперь стала глубокой пропастью. И пропасть эта все время неудержимо ширится. Под природой я разумею истинную человеческую природу, конечно.
Если верить Уинлоку
Энн во время этой ученой тирады явно думала о своем.
— А знаешь, почему я пошла за тобой вчера? Стоило мне увидеть тебя здесь, как я поняла, что мы… мы были очень близки когда-то раньше… в прошлом.
— Ну, тогда и я должен был бы почувствовать то же самое.
— Значит, это мое подсознание барахлит. Н-да, занятные вещи ты только что наговорил. Но сам-то ты веришь во всю эту ахинею?
Он рассмеялся:
— А как же иначе? Ее доказательство — то, что мы оказались-таки здесь, в девонийской эре!
— Но если Странствиями управляет подсознание, помешанное на кровосмешении, что же тогда выходит? Выходит, мы должны были бы легко попадать именно в населенные времена, чтобы наблюдать наших родителей и родителей их родителей. Но ведь получается как раз наоборот: легче попасть сюда, в эпоху юности мира, а в ближайшие, мало-мальски населенные эпохи — почти невозможно!
— Ну, если представить себе вселенское Время в виде гигантского энтропического склона, где наше настоящее — в высшей точке, а самое отдаленное прошлое — в нижней, тогда объяснение самое простое: легче скатиться без усилий к самому подножию, чем сделать вниз несколько осторожных шагов.
Энн промолчала. Буш подумал было, что ей наскучил этот разговор, заведомо ведущий в никуда. Но вскоре она заговорила снова:
— Ты сказал не так давно, что я «настоящая» — любящая и добрая. Интересно, если во мне сидит такая личность, то где именно — в сознании или в подсознании?
— Мне кажется, эта личность в тебе — соединение и того, и другого, если только не…
— Сейчас ты опять втянешь меня в свои заумные рассуждения.
— Просто сделал попытку.
Они взглянули друг на друга — и громко расхохотались. Буш уже давно так не веселился. Он обожал споры, а стоило ему оседлать любимого конька в обличье структуры подсознания — и его нельзя было ни остановить, ни обставить.
Но если им предстояло новое Странствие, то сейчас было самое время отправляться, пока штиль согласия между ними не сменился очередным штормом.
Они упаковали и забросили за спину ранцы. Потом крепко взялись за руки: не сделай они этого, им легко можно было потом оказаться за несколько миллионов лет и за сотни миль друг от друга. Затем каждый достал по коробочке ампул КСД — химического состава наподобие наркотика — галлюциногена. Обычно бесцветная, на фоне палеозойского неба эта жидкость замерцала зеленоватыми искорками. Энн и Буш открыли ампулы, переглянулись, Энн состроила грустную мину — и оба одним глотком проглотили содержимое.