Граф Лазарев. Том V

Флавий Вик

— Кстати, граф, я не советовал бы вам ближайшую неделю есть тяжелую пищу. Вам пришлось принять очень много лекарств, надо беречь желудок.

Я пододвинул поближе тарелку с пирогами.

— И всячески избегать стрессов. Покой, только покой.

Ну уж это у меня не выйдет даже при самом искреннем желании. Стресс, кажется, с рождения является основой моего существования.

— Вообще, Виктор, я написал вам список рекомендаций на ближайшие две недели. Боюсь, завтра я уже должен буду вернуться к другим своим пациентам. Здесь останется

Михаил, он проследит за вашим выздоровлением.

Целитель протянул мне исписанный аккуратным почерком лист, я бегло пробежал его глазами. Вопреки ожиданиям, в нем было указано много замечательных и во всех отношениях приятных вещей. Жаль только, что все они соседствовали со словом «не».

— А кофе пить почему нельзя? Я еще понимаю, почему коньяк под запретом.

— В кофе содержится кофеин, — с невозмутимым видом ответил целитель. И то верно.

— А чай? Чай-то за что пострадал?

— Чай можно, но не больше одной чашки в день. В нем тоже содержится кофеин.

Я еще раз перечитал список. По всему выходило, что единственный способ вылечиться для меня — вернуться в спальню и не выходить оттуда, предварительно запасшись водой и черствым хлебом.

От изучения бесценных рекомендаций меня отвлек неожиданный гость. В столовую в сопровождении Петьки входил не кто иной как Сапог.

Гоблинам не было запрещено заходить в дом, поскольку это бы не соответствовало моим прогрессивным взглядам на межвидовое равенство. С другой стороны, обстановка в доме тоже была прогрессивная, а, главное, дорогая, и визиты команды Сапога она переживала крайне плохо. Гоблины ничего не ломали целенаправленно, они просто сами по себе представляли разрушительную силу. Если кто-то из зеленых и изящная фарфоровая тарелка оказывались в одном помещении, тарелка неизбежно разбивалась, даже если к ней, казалось бы, никто не притрагивался.

Но, поскольку гоблины в дом не слишком-то и стремились, предпочитая свободное время проводить на улице, установился некий негласный договор. У них не отбирали право заходить в гости, а они в свою очередь не слишком им злоупотребляли. А еще, во имя сохранения хоть каких-нибудь тарелок, их всегда сопровождал кто-нибудь из слуг.

Во взгляде целителя ясно читалось, что общение с гоблинами следует тоже занести в список запрещенных мне вещей. Неудивительно: они ведь не постельный режим и не хлеб и вода. В руках Сапог нес глиняный горшок, источающий неизвестный мне аромат.

— Я принес для людишки подарок, — гордо провозгласил Сапог, устанавливая свою ношу на стол передо мной. — Доктор говорить, людишке надо много есть, чтобы поправиться.

Когда это они успели пообщаться? Хотя, судя по удивлённому взгляду целителя, речь шла о Михаиле.

Я опасливо покосился на непонятное варево. Не сказать, чтобы я был знатоком гоблинской кухни, но логика подсказывала, что отовсюду гонимые зеленые должны были научиться есть все, что не успело от них убежать. А в некоторых случаях даже догонять убегающее. Так что пробовать их национальные

блюда мог либо кто-то очень голодный, либо очень смелый.

Дзинь!

Изящная чашка с чаем, который мне был уже пять минут как запрещен, свалилась со стола. Сапог, который, казалось, никак не мог достать ее своими коротенькими ручками, смущенно потупился.

— Извини, людишка. Я не хотел.

Служанка тут же кинулась собирать осколки. Эх, а ведь эта чашка мне нравилась. Я отодвинул пустое блюдо из-под пирогов на дальний конец стола — к нему я тоже питал теплые чувства.

— Людишка будет есть? — Сапог ткнул пальцем в принесенный им горшок с таким видом, словно вручил мне как минимум жаркое из райской птицы. — Я сам приготовил.

— А что это?

Я осторожно открыл крышку.

— Ты что, зажарил Лазаря?

Внутри в густой подливе плавал какой-то грызун.

— Конечно, нет, глупый людишка. Это наше любимое блюдо, крот на вертеле. Больные гоблины от него всегда поправляться. Ну или умирать, если плохо пожарить. Но я пожарил хорошо!

Да, теперь я и сам видел, что на хомяка несчастное животное не слишком похоже. Кого-кого, а крота я еще не ел. И, честно говоря, не собирался.

Сапог, расценив мое молчание как восхищенное, подбоченился. Вид у него был такой, словно он только что основал целую кротовую ферму. Не хочется обижать зеленого в лучших чувствах, но есть я это точно не буду.

— К сожалению, граф, жареное вам тоже пока нельзя. Особенно кротов.

Я с благодарностью покосился на целителя, но не удержался от шпильки:

— В них тоже содержится кофеин?

Сапог тут же сник.

— Но это только пока, — уточнил я, решив не расстраивать зеленого. — Я ведь скоро поправлюсь. Его можно оставить на несколько дней, положить в погреб, чтобы не протух?

— Можно. — На лицо гоблина вновь вернулась улыбка. — Но зачем погреб? Когда крот немного протухнет, он становится даже лучше!

Судя по лицу целителя, с приходом Сапога с его голове начал формироваться новый список медицинских рекомендаций, а может быть, даже небольшая монография. И первым пунктом в ней стояло: НИКАКИХ ГОБЛИНОВ.

Дверь снова распахнулась, и я почувствовал, как день резко становится лучше. В столовую входили мои жены.

На Дарье было очаровательное зеленое платье под цвет ее глаз, а на Лидии — длинный белый сарафан. Надеюсь, жены-то мне не запрещены или в них тоже что-нибудь содержится?

Я подошел к девушкам и поцеловал каждую в щеку.

— Наконец-то ты проснулся! Как ты себя чувствуешь?

— У тебя что-то болит?

— Все замечательно, — ответил я обеим женам сразу.

— Но в ближайшие дни графу нужен покой, — вставил целитель.

— И крот! — дополнил Сапог. — Мы всегда готовим крота, когда кто-то болеет!

— Прошу простить, но у нас к Виктору есть срочное дело, — перебила Лидия.

— Ты же хочешь, чтобы мы увели тебя из этой компании? — шепнула Дарья мне на ухо.