Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Итенберг Борис Самуилович

* ^{624 624}

«Приехали мы на границу округа егце накануне встречи, — рассказывал он в семье. — Вот сидим мы в ауле с Измаилом за чаем и думаем, чем бы это скрасить наш длинный и однообразный путь, чем бы развлечь и повеселить нам Лориса от границы до Ахты? Дорога ведь все время прескучная, — по долине Самура... Голые камни да камни... Только в одном месте тянется слева небольшой лесок... Местами долина ровна, как скатерть... Невесело, думаю, ехать под припеком солнца несколько часов... Хорошо, как Лорис будет разговорчив, а как нет!.. Что тогда делать?.. Всю дорогу молчать и молча глотать пыль... Вот и придумал я шутку. Велел Измаилу отобрать

из нукеров человек тридцать лучших наездников и отправить их чуть свет вперед, по нашей дороге, верст за двадцать или даже больше, — как раз в ту местность, где есть лесок. Измаил-башчи, не понимая, разумеется, в чем дело, как-то странно посматривал на меня... Когда же я посвятил его в тайну моей выдумки, старик, хоть и суровый человек, не мог удержаться от смеха и только и повторял:

— Чок якши! начальник!*

Вот встретили мы на другой день, как подобает, Лориса... Все сошло хорошо. Осмотрел он мою свиту из нукеров, очень остался доволен ее блестящим видом, но вовсе не заметил, что она была слишком невелика, сравнительно с полным, хорошо ему известным комплектом ея... Я так и думал, вот-вот спросит: «Что это их у вас так мало?» Неловко было бы тогда признаться мне в своей неостроумной затее. Вышло бы, пожалуй, и дерзко, и глупо... Да и Бог знает еще, как бы Лорис посмотрел на все это! Но он, как видно, ничего не заметил или сделал вид, что не заметил... Прекрасно!

Едем мы все верхом. Лорис рядом со мною... и беседуем... все больше о делах округа. Стали уже приближаться к засаде наших молодцов... Потянулся вдали, слева от дороги, лесок, в котором скрывались наши джигиты. Мне становилось неловко. Я начинал сожалеть в душе о всей этой задуманной мною глупости, не предвидя в эти минуты, что она сойдет удачно, боясь, что при неудаче придется сильно сконфузиться.

Вдруг мой догадливый Измаил в мгновение ока взвился на своем золотистом скакуне* и, выскочив вперед из нашей кавалькады, лихо понесся по гладкой дороге... Тотчас же, как по команде, понеслись за ним врассыпную и все нукеры... «Джигитовка», подумал, вероятно, Лорис и, улыбнувшись, стал любоваться нашими молодцами, стремительно скакавшими во все стороны и поднявшими пальбу из винтовок и пистолетов. В это самое время сбоку нас, в леску, раздается дружное гиканье, и через секунду из чащи дерев вылетают несколько десятков каких-то странных, непонятных всадников: у всех у них вместо голов в папахах торчало кверху что-то остроконечное... Они скакали, стоя на головах, вытянув ноги вертикально в небеса и стреляя при этом то туда, то сюда...

* Ч о к —

очень, якши

хорошо.

Все это произошло так внезапно, что в первое мгновение вид непонятных всадников заставил Лориса опешить. Он даже приостановил коня и стал всматриваться, что это за штуки такия совершаются на его глазах... Сообразив скоро, в чем дело, он расхохотался и спросил меня, чья это выдумка. Признаться было неловко, и я не долго думая свалил все на Измаила, сказав, что заслуженный старик — легендарный герой. Он хотел щегольнуть перед его превосходительством своими отважными наездниками... Лорис был в восторге от ловкости и удали самурских джигитов. Он расточал им похвалы и самому Измаилу-башчи, ничего в эти минуты не подозревавшему, что моя выдумка была приписана ему, благо сошла она так удачно. На похвалы Лориса бравый старик только приподнимал свою роскошную косматую папаху и слегка улыбался, лукаво поглядывая на меня, но вовсе не догадываясь, в чем дело...

Скачка эта пленила Лориса больше всего тем, что была, по его мнению, выше всякой цирковой скачки. В цирках эквилибристы и наездники проделывают такие шутки, стоя головою на плоских, хорошо приспособленных седлах, скача галопом на дрессированных лошадях вокруг арены, усыпанной песком и опилками; наши же отчаянные

джигиты скакали во весь карьер по каменистой дороге, стоя вниз головами на обыкновенных азиатских седлах».

Все это рассказывал нам мой отец, но сам я ни при оригинальной скачке, ни при встрече на границе округа не присутствовал. Я находился в этот день в ожидании приезда Лорис-Меликова во дворе нашего дома.

По положению того времени, может быть, теперь уже и отмененному, при начальнике округа всегда находился военный караул с офицером, помещавшийся на гауптвахте против самых наших окон. На этот же раз во дворе ожидали еще: почетный караул, ординарцы, все свободные от слркбы офицеры и сам командир кавказского линейного № 18 батальона, занимавшего в то время укрепление Ахты, находящееся в двух верстах от аула, в котором жили мы.

Помню очень хорошо, что ожидания наши длились несколько часов, что точное время приезда ожидаемого начальника было неизвестно и что командир и офицеры не знали, что им делать от скуки.

...Но вот во двор прискакал передовой нукер с известием, что начальник Дагестана подъезжает к аулу и сейчас будет здесь.

Все моментально ожило, засуетилось. Солдаты стали наскоро оправляться, сморкаться, откашливаться... Офицеры расположились подобающим образом, неподалеку от почетного караула, который, оправившись, начал быстро равняться. Когда все было кончено, раздалась команда:

— Смирно!.. Глаза на-пра-во!..

Караул замер на месте.

— На кра-ул!

Дружно, как одно, чикнули ружья, солдаты взяли на караул, и вслед за тем в воротах замелькали всадники, заблестело оружие, заржали борзые кони, и во главе всего этого пестрого кортежа, вслед за знаменщиком и зурною⁶²⁶, въехал во двор генерал на небольшой гнедень-кой лошадке.

Черномазый, худощавый, небольшого роста, в простом общеармейском генеральском сюртуке, с азиатскою шашкою через плечо, он не производил никакого впечатления. Надвинутое на лоб кепи в белом чехле сползало почти до самого носа, — большого носа, армянского типа. Загорелое, запыленное лицо желто-оливкового цвета обрамлено было широкими черными бакенбардами, резко оттенявшими худощавость генерала, его впалые щеки с обозначившимися на них от худобы скулами. Из-под кепи зорко глядели черные выразительные глаза, а крупные губы и большой рот прикрывались широкими черными усами.

Генерал сошел с коня, поздоровался с солдатами и, приняв почетный караул и ординарцев, подошел к группе офицеров, в которой начались разные формальности.

Проделав всю эту неизбежную процедуру, Лорис-Меликов вошел в отведенное ему в нашем доме помещение. После некоторого туалета сервирован был для него завтрак на его половине, так как генерал чувствовал себя с дороги усталым, да и не пожелал тотчас по приезде беспокоить наше семейство.

Приезд последовал около часа дня, а часов в шесть вечера приготовлен был для гостя в нашей зале большой изысканный обед, на который приглашены были: командир батальона подполковник И.К. Мищенко, помощник моего отца по управлению округом майор В.Л. фон Клуген, адъютант капитан Воинов и штаб-доктор К.О. Савич.

Вот тут, за обедом, который я не стану подробно описывать, я совсем уже близко ознакомился с Михаилом Тариеловичем.

Когда все были в сборе, в залу вошел Лорис-Меликов и, сопровождаемый моим отцом, прошел в гостиную, где познакомился с моею матерью и увидел меня и брата моего — в то время гимназистов Тифлисской губернской (по старому титулу) гимназии.

Когда отец мой представил нас нашему гостю, он улыбнулся, подал нам руку и сказал:

— Какие молодцы, — оба в папашу!.. А вот этот (указывая на брата) совсем кавказец, — черный-пречерный... (брат мой был гораздо смуглее меня, что не ускользнуло от зоркого генерала).