Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году
Шрифт:
Сигнал подан. Прощайте, княгиня. Ах, если б вы могли теперь взглянуть на меня! Отворяется баня, из бани выдвигается до первых кустов нечто живое, полуползущее, это я. Письмо и карандаш в карман: сейчас начинается мой церемониальный марш.
Я продолжаю мое донесение Вашему сиятельству: ей-богу, сиятельству! Давно ли я сам так светел был от вашего сияния!.. Ах, княгиня, если б я был, ну, кто бы?.. Поэт. Ну, поэт, но с древними правами, то есть, чтоб слушались меня камни и слушали звери, я установил бы славный закон в пользу красоты… Но об этом
Слушайте! Слушайте! Мои два гусара атаковали семипалатский лес удачно. Они-таки добились до какого-то там зверька, принадлежащего к тайне существования Мирославцевых и вручили ему письмо ваше для доставления по адресу. Будет ли мне дозволено их видеть, еще не знаю: на это обещан ответ через два дни, ибо на два дни я с отрядом моим должен отдалиться влево.
Если вы захотите достать и прочесть мой сегоднишний рапорт в главную квартиру, то будете иметь перед глазами полный отчет моих действий. Прощайте, прекрасная княгиня! Встаю от ног ваших и сажусь на коня.
«Жив ли раненый русский полковник Богуслав?» — было первым вопросом приведенному сегодни ко мне пьяному цирюльнику, схваченному на казачий аркан. И я узнал, что Богуслав жив, что ему легче, то есть что пьяный цирюльник перестал почитать его в опасности. Из худшего лучшее, слава богу и за то!
Ух! Как лихо пугнули мы всю здешнюю, беззаботную братию! Как целые полки покидались на лошадей, и огромные колонны зашевелились по следам десятка казаков, которым в разных местах велено было промелькнуть под глазами у неприятелей.
Как привольно быть птицей, княгиня! Как прекрасно быть партизаном! Какое блестящее поприще открыто нам… Как зависть осмелилась допустить это! Пусть первая пуля пробьет мой череп; пусть просвещенная посредственность будет ядовитым хвостом своим указывать после на ошибки и недоглядки наши. Жребий наш выпал… мы принадлежим уже народу… Он не выдаст нашего имени на поругание… он освятит его в преданиях своих… Зависть не выгрызет уже его из памяти отечественной, всегда благодарной, всегда справедливой, как глас божий!
Что это я заранее злюсь на завистников! Партизану ли славного 812 года останавливаться с ними! Вперед!
Завтра к вечеру снова я подвинусь к Семипалатскому. Сегодняшнее донесение мое любопытно, достаньте его.
Целую неделю я не писал к вам, княгиня. Выпала пороша и зазвала нас поохотиться далее, чем думали. Снег по колено, однако же начинает опять таять. Передо мной Семипалатское с белыми кровлями, заиндевевшим лесом, и в нем ни души: и госпиталь и французы — все исчезло. Сейчас ходил я по пустому дому Мирославцевых; там встретил меня дворник: французы выступили третьего дня ночью, взяв с собою всех раненых. Вероятно, не считая места безопасным, офицер выступил в Смоленск. Мирославцевы живут в лесном доме и в усадьбу не приезжали. Жители еще не показываются. Войска неприятельские, стоявшие в окрестностях, начали сближаться к Смоленску и Дорогобужу.
Наше появление сбивает их с толку. Они знают уже об отступлении от Москвы и не ждут доброго.
Виноват, княгиня, но у Мирославцевых я не буду: теперь и дороги
Богуслав был жив.
Потоп, движущийся от Москвы, сего дня наводнил уже окрестности Дорогобужа. Какой хаос! Где это блиставшее порядком воинство! Давка, ломка, незнание мест, распри… это ад!
Я видел князя; он здоров, спешу вас утешить этой вестию.
Сегодни еще стягиваются сюда силы неприятельские. К вечеру завязалась в ариергарде их перестрелка. Платов и Милорадович у них уже на плечах.
Надеюсь послезавтра быть близко к Семипалатскому. Сейчас имел я известие о князе Тоцком и о благополучии его летучей роты имею честь моему сиятельству донести.
Я получил от вас три строчки, моя повелительница! Я так им обрадовался, что казак, смотря на мое восторженное лицо, лукаво покусывал губы.
Да! Да!.. Успокойтесь: я видел вашего супруга, и он целехонек. Мы с ним часа два пировали и пили за ваше здоровье прямо из бутылки. Кто же, думаете, предложил этот тост? Не он — я, ей-богу, я!
Никак не советую вам заезжать в Семипалатское: вам будет объезду около сорока верст самой дурной, разбитой дороги. Я ведь донес вам, что оно по милости божией цело: главная масса французской армии не раздавила его, потому что оно оставалось в стороне.
Слышали ли вы, княгиня, сигнал вандальской злобы, этот безумный взрыв? Ребячье, малодушное мщение! Часть смоленской стены поднята на воздух… Наш старый, добрый Смоленск!
Мы забрали множество наших и чужих больных и раненых, но о Богуславе нет никакой вести.
Барон Беценваль, начальствовавший лазаретом в Семипалатском, был с своими больными в Смоленске, но куда отсюда девался, не добьюсь ни от кого.
Как вы милы, что меня послушались! Статное ли дело отставать теперь от армии из одного нетерпения повидаться с вашей Софией!.. (Достанется же мне когда-нибудь!)
XXVI
Ясная зимняя ночь покрывала землю; все спало глубоким сном в занесенном недавнею метелью Семипалатском, только по дороге от селения к церкви раздавались два голоса и к полному месяцу мелькали две черные тени идущих.
— Какая морозная ночь, отец дьякон, посмотрите, как выяснилось на небе. С вечера была метель и оттепель, а теперь, я думаю, градусов семьдесят стужи; я дрожу в тулупе, как после лихорадки.
— Морозно, морозно, Симеонович, слышь, как хрустит снег под ногой, словно сухарей насыпано по дороге, а по погосту-то как будто блесточек золотых усеяно — так и горит против месяца-то; градусов, без всякого прекословия, за двадцать будет, а не семьдесят, как ты отпустил, уж этого и не слыхано; разве ты по Фаренгейтову тепломеру [40] исчисляешь?
40
Фаренгейтов тепломер — термометр, размеченный по шкале Г.Фаренгейта, при этом 1 градус по Фаренгейту равен 5/9 градуса Цельсия.