Граф-пират

Лонг Джулия Энн

Или он боялся? У него нет семьи, нет родных. Почему он тогда боится любви?

— Думаю, верность намного важнее любви, — спокойно ответил он. — Я никогда не знал более постоянной женщины.

— Постоянная… Очень романтично.

— Кто бы говорил.

Вайолет чуть откинула назад голову, признавая, что заслужила иронию, а потом многозначительно кивнула и слегка улыбнулась, словно они с Флинтом были адвокатами и просто обменивались мнениями.

— И у нее есть другие таланты, — добавил он, как она и ожидала.

— Ну да.

Уверена, Фатима знает, что такое «работа».

Флинт хитро усмехнулся в темноте. Он был доволен ею.

Она промолчала, не отводя взгляда от цветка в его пальцах, зачарованная этим сильным человеком, который сейчас казался таким счастливым в ее обществе.

— Но разве одно не вытекает из другого? — спросила Вайолет. — Любовь и верность? Не понимаю, как вы можете ставить что-то выше.

— Вы не правы. Моя команда верна мне, но, кроме двух-трех человек, меня вряд ли кто-то любит.

Вайолет рассмеялась, и граф улыбнулся в ответ. Ей хотелось; чтобы он стоял ближе и она могла видеть ямочки на его щеках.

— Ратскилл вас точно терпеть не может.

— Это верно. В конце концов, это он виноват в вашем появлении.

— И я настоящее испытание для вас.

— Вы сами это сказали, мисс Редмонд.

— В то время как вы столь же приятны, как прогулка по Гайд-парку.

— Зато уж точно не домашний зверек, — сурово произнес он.

Вайолет слишком часто стала улыбаться в присутствии графа, он тоже не отставал, и внезапно она почувствовала себя такой же легкой и сияющей, как далекая луна на небе. Она была опасно, восхитительно свободна.

Ее веер чуть трепетал под подбородком, просто потому что Вайолет должна была чем-то занять руки; капля пота медленно стекала между грудей — на шелковом платье обязательно появятся пятна, а служанки, которая бы о нем позаботилась, рядом не было.

— Хорошо, — наконец произнесла Вайолет, — послушайте, почему я считаю любовь и верность равными понятиями. Вы можете отдать за кого-то жизнь, руководствуясь любовью или верностью, но ведь верность предполагает зависимость, не так ли? К примеру, собаки верны своим хозяевам. Также верность подразумевает, что вы кому-то обязаны. Слуги тоже вам верны.

— Также она подразумевает честность, и честь, и…

— Постоянство, — с легкой иронией перебила Вайолет.

— Значит, вы считаете эти ценности абсолютными, мисс Редмонд? Любовь — это когда человек готов умереть за кого- то, и верность — то же самое?

— Как они могут различаться?

Молчание графа казалось непостижимым.

Она знала: он внимательно смотрит на нее — наверное, как Майлз смотрит на объекты своих исследований, ищет ответы. Возможно, в его взгляде кроется толика восхищения.

— Капитан Флинт, — начала она, — вам следует знать следующее: я готова на все ради моей семьи. Если это в моих силах, я не позволю вам схватить Лайона. И я никогда не прощу человека, который причинит боль любимым людям.

— Значит, им повезло, —

на удивление мягко ответил он. — И как хорошо, что вы не вооружены.

Вайолет выждала.

— У меня нет оружия в обычном смысле слова, — томно добавила она; лениво, словно кошка, откинулась на спинку скамейки, чуть запрокинула голову, и теплый ветерок тут же принялся ласкать кожу — восхитительное ощущение.

Вайолет знала, что светлые гладкие холмики грудей соблазнительно возвышаются в вырезе платья, а ее плечи удивительно нежны даже на взгляд человека, привыкшего к экзотическим прелестям своей верной смуглой любовницы, и ни один мужчина, в жилах которого течет кровь, а не вода, не сможет устоять перед ее чарами, если ему представится такая возможность.

У капитана в жилах текла кровь. Вайолет знала, что он не сводит с нее глаз.

— Прихорашивайтесь осторожнее, мисс Редмонд. У вас могут растрепаться волосы, — произнес он чуть хрипловатым голосом.

Вайолет тут же поднесла руку к щеке, и граф тихо рассмеялся.

Она отвела за ухо выбившуюся прядь и почти инстинктивно выпрямилась. Словно сама жизнь приказывала ей.

Флинт с улыбкой покинул свой затененный уголок, медленно подошел к скамье и уселся рядом.

У нее перехватило дыхание. Не стоило ей пытаться соблазнить его.

Она не думала, что граф может делать что-то случайно. Он прекрасно осознавал собственную силу и власть. Он сел, соблюдая вежливую дистанцию между ними, но все же от бедер Вайолет его отделяло всего несколько дюймов, и, глядя на его монументальную фигуру, она вспомнила, что графа нельзя назвать цивилизованным человеком, и подумала, сколько он в состоянии терпеть, прежде чем просто возьмет приглянувшееся ему.

Вайолет потребовалась вся ее смелость, чтобы сохранить спокойствие. Наконец она устала притворяться и положила руки на колени.

Но граф просто подался вперед и сцепил руки, по-прежнему небрежно играя с цветком жасмина.

— Вы должны понять: у меня есть причины, чтобы поймать Кота и передать его в руки правосудия. Верность, честь, благодарность капитану Морхарту. Я не могу простить его смерти.

Он говорил спокойно, без угрозы. Полное убеждение в своей правоте, которое восхитило бы Вайолет, если бы речь не шла о Лайоне. И еще этот чуть извиняющийся тон.

Капитан не сомневался, что, в конце концов, поймает Кота.

Тишина. По телу Вайолет пробежал холодок, и она почувствовала сильное сладостно-горькое сожаление.

Она вздохнула сладкий ночной аромат. В присутствии графа она боялась за Лайона, за себя, ввязавшуюся в эту опасную авантюру, боялась совершенно новых, мучительных ощущений.

Она чуть вздернула подбородок.

— Понимаю, — тихо ответила она.

Граф посмотрел на прямоугольник света в окне комнаты, где собрались гости, и среди них, конечно, сдержанный Лавей: извинялся, пытался сгладить неловкость, искусно очаровывал.