Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Он видел, как подъехала к свежевырытой яме ритуальная машина, как люди в черных халатах открыли заднюю дверь, вытянули, поставили на табуретки открытый гроб. Машина уехала, освободив место другой, тоже черной, но легковой. Из нее вышли четверо. Глеб. Пожилая дама в черном платье и черном платочке. Мальчик лет пятнадцати со строгим овзросленным лицом — видимо, брат Нади. И седовласый интеллигентный мужчина — метрдотель из ресторана «Три толстяка». Вот кто взял на себя заботы о похоронах!
Глеб и мальчик внешне
По кладбищу разнеслись оскорбительно резкие удары молотка, забивающего гвозди. Их на несколько секунд заглушил громкий сухой треск, будто над ухом взорвался грозовой разряд. И снова вокруг воцарилась настороженная неподвижность.
Виктор растерянно огляделся. Видимо, ничего не поняли и стоящие у гроба. Медленно наклонился мальчик, опустился на колени и ткнулся лицом в земляную насыпь. В той стороне, где стояла машина, из-за белого надгробия выбежал человек. По-обезьяньи кривоного раскачиваясь, помчался к воротам. Стинг?! Его ни с кем не спутаешь! Он стрелял?!
Шальная пронзительная ясность рванула, сдернула со скамьи Виктора. И он тоже, петляя узкими тропками меж могильными холмиками, ринулся к воротам. Споткнулся о наполненную водой банку, поднялся, увидел, как Стинг вскочил в зеленый «пежо».
Водитель машины, которую нанял Виктор, встревоженно спросил:
— Что случилось?
Задыхаясь после бега, Виктор крикнул:
— За ним! Скорей! Он убил человека!
Водитель выпрямился, азартно и зло оживился.
— Садись! Догоним!
Но «пежо» легко уходил от них. Расстояние между ним все увеличивалось и увеличивалось. Водитель вцепился в руль, умоляюще шептал:
— Не подведи! Не подведи, дорогая!
Мольба словно придавала машине сил. Дважды «пежо» зеленел уже метрах в тридцати от них, но снова улетал вперед.
Долгой была эта гонка. Они даже потеряли из виду «пежо». Интуитивно водитель свернул в ближайший переулок, воскликнул злорадно:
— Попался!
«Пежо» стоял возле двенадцатиэтажного дома. Стинг шел к подъезду.
— Жди меня здесь, — сказал Виктор, выпрыгивая из замедлившей ход машины.
Успел проскочить между сдвигающимися створками лифта.
Стинг недовольно глянул на него сверху. «Я твой помощник. Был с тобой на кладбище. С тобой… Ты пригласил меня выпить…»
Сверху пророкотало миролюбиво и самодовольно:
— Ну, как мы его уделали?
— Отлично, — ответил Виктор.
— То-то, знай наших!
Лифт открылся на пятом этаже. Вслед за Стингом Виктор вошел в квартиру. Дорогостоящая мебель, заграничная техника и полный беспорядок. Не убрано, захламлено, замусорено. На столе засохшие остатки еды, пустые бутылки…
— Счас. Я только позвоню, — сказал Стинг, поднимая
«Значит, это меня уже нет в живых, — вдруг догадался Виктор, и ему стало плохо, — Ну что ж, теперь ваш черед».
Опустив трубку и потерев, как Пан, ладонь о ладонь, Стинг начал разливать водку в грязные стаканы…
— Давай хлебнем! Заслужили!
— Заслужили, — многозначительно поддакнул Виктор.
«Тебя начинает мучить совесть. Ты удивлен, но страдаешь. Жалко Санина. Безобидного, доброго. Ты раскаиваешься. Тебе тяжело, душно».
Стинг дернул воротничок рубахи. Пуговица отлетела, сделала круг по полу.
«Вспоминаешь всех, кого убил. Вспоминаешь. Противно, муторно на душе. Жалость и тоска».
Стинг плюхнулся в кресло.
— Ой, скольких я порешил! Ой, скольких! И все для Пана. Для него все. А он, зараза!..
«Ты ищешь бумагу, ручку… Зачем, не осознаешь, но ищешь. Садишься к столу. Пишешь».
Стинг забегал по комнате, исполняя чужую волю. Сел к столу, застыл, поднял к щеке авторучку, ожидая.
«Пиши сверху: „Покаянное письмо“. Написал? Ниже с абзаца: „Совесть меня замучила. Хочу честно признаться во всем. Я по приказу Пана убил Хозяина и Зуба во дворике за рестораном „Три толстяка“. Я сегодня на Востряковском кладбище лишил жизни студента Виктора Санина“. Остановись! Вспомни, кого еще убивал. Надю утопил ты?»
В голове Стинга вихрилась паническая путаница.
«Что со мной? Так надо. Всех жалко. А какой был удар! В харю кастетом! И с копыт! Ой, хорошо! Какая Надя? Что за Надя?.. Гипнотизер-то безобидный был. А косой помахать — это какая радость-то! При чем тут Надя?»
«Жена Глеба, владельца ресторана».
«А, та… Надежда сисястая? Как хотел я ее трахнуть один! Да Пан приказал… Зря только пленку тратили…»
«Какую пленку? Вспомни».
«Чо вспоминать-то! Все, что с бабами делаем, на видик снимаем. Интересно потом на себя, на них посмотреть. Забавляет. Распаляет. Каждый вечер готов сидеть у телека. Особенно если рядом еще и голая баба лежит».
«Тебе очень хочется посмотреть, что вы делали с Надей… Очень хочется… Ищи пленку, включай телевизор…»
Стинг спешно, толкаемый нетерпением, выполнил все. Затем, глотнув водки из стакана и развалившись в кресле, нажал кнопку дистанционного управления.
В ускоренном беге кадров замелькали голые фигуры, принимающие бесстыдно откровенные позы.
— Счас, счас будет… — вожделенно задышал Стинг. — Вот она!
Бег приостановился, и на экране появилась округлая деревенская красавица с перекошенным от ужаса лицом. Она сдавила локтями полные груди, а ладони закрывали темный треугольник под животом.