Граф Вальтеоф. В кругу ярлов
Шрифт:
– Я давно говорил тебе, что вражда мне не по душе. Но Магнус сам стремился к своей смерти, отдавая себе в этом отчет, и другие тоже.
Вальтеоф сел.
– А ты что же?
– Я? – Кнут неожиданно улыбнулся. – Я сделаю то, что должен был давно сделать. Я ухожу в монастырь Линдисфарне, там я приму постриг.
Вальтеоф уставился на свои руки.
– Христос велит нам молиться за своих врагов. Молись за меня иногда, если сможешь.
Последний из сыновей Карла сел рядом с ним.
– Я знаю тебя, граф Вальтеоф, и я знаю, что с тобой сейчас
– Я знаю, Ульф говорил мне перед смертью. Кнут вздохнул:
– За все, что случилось, я проведу остаток моих дней в молитве и покаянии, и я хотел повидать тебя перед тем, как отрину этот мир для того, чтобы сказать тебе, что все кончилось.
– Кончилось! – повторил Вальтеоф и вздрогнул. – Наши деды начали это, но достаточно уже пролилось крови для того, чтобы все кончилось.
Кнут встал.
– Я должен идти. Я хочу добраться до Пикеринга к ночи. – Он протянул руку, и Вальтеоф пожал ее.
После того, как ушел Кнут, он еще долго сидел за столом, заваленным бумагами. Но вскоре он позвал Торкеля и приказал ему приготовить всех к отъезду как можно скорее. Мантия Сиварда становилась слишком тяжела, и его внезапно потянуло домой, в Рихолл. Только там, среди знакомых лесов и полей, у маленькой речки, может он снова обрести покой.
В апрельский день 1075 года король Англии, энергично шагая, в сопровождении только Ричарда де Руля, вошел в свой кабинет в Винчестерском дворце. Страдая склонностью к полноте, он теперь чаще обычного занимался физическими упражнениями и охотой.
Архиепископ Кентерберийский, сидя за столом, что-то писал. Сейчас ему было около семидесяти, седые волосы ниспадали на величественный лоб, но он все так же прямо держался и был столь же бдителен, как и раньше, его острый ум принимал участие во всех делах, равно как церковных, так и государственных, так как он был первый человек после короля в Англии.
Вильгельм рухнул в кресло.
– Олень, – сообщил он, – самое прекрасное Божие творение.
Ланфранк взглянул на него, слегка улыбаясь.
– Поэтому, сын мой, вы охотились с такой страстью?
– Поэтому? – Вильгельм выпрямился и напряг мускулы. – Потому что мужчина рожден для охоты. У нас есть инстинкт. Зачем Бог дал нам этот инстинкт, если Он не хочет, чтобы мы его использовали?
– Я не буду спорить с вами, но вряд ли именем Бога стоит освящать охоту, – рассмеялся Ланфранк.
Улыбка Вильгельма стала еще шире, когда он поймал взгляд Ричарда.
– Возможно, не все наши инстинкты хороши, а? Но теперь никто не причинит вреда моим красавцам, они будут свободно бродить в моих лесах. Я принес тебе олененка, мой господин. По ошибке я подстрелил самку, и я не мог оставить малыша подвывать в одиночестве и привез в седле сюда. Я намеревался преподнести его вам.
– Мне? Зачем? Что я буду с ним делать? – спросил изумленный архиепископ.
– Ну,
Ланфранк отложил перо.
– Я вижу, у вас сегодня игривое настроение. Что вас так развеселило?
Вильгельм кивнул в сторону стола, где стояли бокалы, и Ричард наполнил для него один.
– Я еще не настолько стар, чтобы моя кровь не начинала бродить, когда приходит весна, и завтра я вернусь в Нормандию, к моей королеве, которую я не видел со дня Всех Святых. Бог знает, на моих границах засуетились враги, но зато, кажется, здесь все спокойно и я могу свободно уехать с большей частью моей армии.
Ланфранк внимательно посмотрел на короля.
– Я думаю, господин мой Вильгельм, что Нормандия – это ваш дом, а Англия – нет. Конечно, вы можете ехать с легким сердцем. На севере спокойно благодаря епископу Валькеру и графу Вальтеофу, и нет других осложнений, но есть небольшое дело, которое требует вашего внимания. Это касается Роджера Фиц Осборна.
– Роджер? Я думал, что он пришел в себя, после того как вы вынуждены были отлучить его от причастия. Разве его раскаяние не было искренним?
– Полагаю, что оно было искренним, поэтому я снова допустил его к Святым Тайнам. Но он – сумасброд и нуждается в узде.
– Он не похож на своего отца, – рассеянно сказал король. – Мой кузен даже в юности не был таким остолопом, как Роджер. Я думал, он осознает значение своего титула и своих новых земель. Что он натворил на этот раз?
– Рад сказать, что ничего. Но это касается его сестры, леди Эммы. Он хочет выдать ее за Ральфа Норфолка.
Вильгельм приподнял бровь:
– Моего конюшего? Я и не знал, что они общаются?
– Они часто встречались за последний год. Ими движет не столько чувство, сколько стремление к власти и почетному месту при дворе.
– Я не разрешу этот брак. Не собираюсь поощрять амбиции в своих баронах.
Ланфранк посмотрел на свои руки:
– С другой стороны, сын мой, разреши его, и тогда ты убьешь сразу двух зайцев. Леди Эмма – девушка с характером: или она успокоит Норфолка, или подвигнет на опрометчивый поступок, который легко будет пресечь, или если они замышляют какое-нибудь зло, это объединение его ускорит, и мы сможем быстро его расстроить.
Вильгельм хохотнул.
– Как всегда, вы правы. Вы быстро доходите до сути дела. Очень хорошо, напишите Роджеру об одобрении брака, но и велите ему быть посерьезнее. Сообщите, что даже из любви к его отцу я не пощажу его, если он посмеет против меня пойти, – Затем он посмотрел на де Руля: – Ну, друг мой, я не буду заставлять тебя ехать в Нормандию, если ты не хочешь, наверное, тебе нужно присмотреть за своими землями. Ты не был в Дипинге с прошлого года.
– Спасибо, сир, – с готовностью ответил Ричард. – Я бы поехал туда, если вы можете меня отпустить.