Графиня де Монсоро
Шрифт:
И в то время, как Келюс с насмешливым видом брал перо из рук графа де Монсоро и не только присутствующая знать, но и все главы цехов, созванные для этого важного события, спешили подписаться ниже короля или на отдельных листах, продолжением которых должны были стать книги, где накануне всякий – великий ли, малый ли, знатный или простолюдин – смог подписать свое имя, все полностью, в это самое время король сказал герцогу де Гизу:
– Дорогой кузен, насколько я помню, это вы считали, что для защиты нашей столицы следует создать хорошую армию из всех сил Лиги? Армия создана, создана
– Разумеется, государь, – ответил герцог, не очень понимая, куда клонит Генрих.
– Но я не забываю, – продолжал король, – что у меня есть и другая армия, которой нужен командующий, и что этот пост принадлежит по праву первому воину королевства. Пока я тут буду командовать Лигой, вы отправляйтесь командовать армией, кузен.
– Когда я должен отбыть? – спросил герцог.
– Тотчас же, – сказал король.
– Генрих, Генрих! – воскликнул Шико, которому лишь этикет помешал броситься к королю и прервать его на полуслове, как ему хотелось.
Но так как король не услышал восклицания Шико, а если и услышал, то не понял его, гасконец с почтительным видом, держа в руке огромное перо, стал пробираться через толпу, пока не оказался возле короля.
– Да замолчишь ты наконец, простофиля, – шепнул он Генриху.
Но было поздно.
Король, как мы видели, уже объявил де Гизу о его назначении и теперь, не обращая внимания на знаки и гримасы гасконца, вручал герцогу заранее подписанный патент.
Герцог де Гиз взял патент и вышел.
Кардинал ждал его у дверей залы, герцог Майеннский ждал их обоих у ворот Лувра.
Они тотчас же вскочили на коней, и не прошло и десяти минут, как все трое были уже вне пределов Парижа.
Остальные участники церемонии тоже постепенно разошлись. Одни кричали: «Да здравствует король!», другие: «Да здравствует Лига!»
– Как бы то ни было, – сказал, смеясь, Генрих, – я решил трудную задачу.
– О, конечно, – пробормотал Шико, – ты отличный математик, что и говорить!
– Вне всякого сомнения, – продолжал король. – Заставив этих мошенников кричать противоположное, я, в сущности, достиг того, что они кричат одно и то же.
– Sta bene, [127] – сказала Генриху королева-мать, пожимая ему руку.
– Верь-то верь, да на крюк запирай дверь, – сказал гасконец. – Она в бешенстве, ее Гизы чуть не в лепешку расплющены этим ударом.
– О! Государь, государь, – закричали фавориты, толпой бросаясь к королю, – как вы замечательно это придумали!
– Они воображают, что золото посыплется на них, как манна небесная, – шепнул Шико в другое ухо короля.
Генриха с триумфом проводили в его покои. В сопровождавшем короля кортеже Шико исполнял роль античного хулителя, преследуя своего господина сетованиями и попреками.
127
Хорошо (итал.).
Настойчивость, с которой Шико старался напомнить полубогу этого дня, что он всего лишь
– Да будет вам известно, мэтр Шико, – сказал Генрих, оборачиваясь к гасконцу, – что вы никогда не бываете довольны и что это становится просто невыносимым! Черт возьми! Я не сочувствия от вас требую, я требую от вас здравого смысла.
– Ты прав, Генрих, – ответил Шико, – ведь тебе его больше всего не хватает.
– Согласись по крайней мере, что удар был нанесен мастерски.
– Как раз с этим я и не хочу соглашаться.
– А! Ты завидуешь, господин французский король!
– Я?! Боже упаси! Для зависти я мог бы выбрать что-нибудь получше.
– Клянусь телом Христовым! Господин критикан!..
– О! Что за необузданное самомнение!
– Послушай, разве я не король Лиги?
– Конечно, это неоспоримо: ты ее король. Но…
– Но что?
– Но ты больше не король Франции.
– А кто же тогда король Франции?
– Все, за исключением тебя, Генрих, и прежде всего – твой брат.
– Мой брат! О ком ты говоришь?
– О герцоге Анжуйском, черт побери!
– Которого я держу под арестом?
– Да, потому что хотя он и под арестом, но он помазан на престол, а ты – нет.
– Кем помазан?
– Кардиналом де Гизом. Слушай, Генрих, я все же советую тебе заняться твоей полицией; совершается помазание короля – в Париже, в присутствии тридцати трех человек, прямо в часовне аббатства Святой Женевьевы, а ты ничего об этом не знаешь.
– Господи, боже мой! А ты об этом знал, ты?
– Разумеется, знал.
– Как же ты можешь знать то, что неизвестно мне?
– Ба! Да потому что твоя полиция – это господин де Морвилье, а моя – я сам.
Король нахмурил брови.
– Итак, один король Франции у нас уже есть, не считая Генриха Валуа, – это Франсуа Анжуйский, а кроме него мы еще имеем, постой-ка, постой… – сказал Шико, словно припоминая, – мы еще имеем герцога де Гиза.
– Герцога де Гиза?
– Герцога де Гиза, Генриха де Гиза, Генриха Меченого. Итак, повторяю, мы еще имеем герцога де Гиза.
– Хорош король, нечего сказать: король, которого я изгнал, которого я сослал в армию.
– Вот-вот! Разве тебя самого не ссылали в Польшу; разве от Ла-Шарите до Лувра не ближе, чем от Кракова до Парижа? А! Это верно – ты его отправил в армию. Что за ловкий удар, какое поразительное мастерство! Ты его отправил в армию, то есть поставил под его начало тридцать тысяч человек, клянусь святым чревом! В армию, и в какую! Всамделишную… это не то, что армия твоей Лиги… Нет… нет… армия из буржуа – это сгодится для Генриха Валуа, короля миньонов; Генриху де Гизу нужна армия из солдат, и каких! Выносливых, закаленных в боях, пропахших порохом, способных уничтожить двадцать таких армий, как армия Лиги. Одним словом, если Генриху де Гизу, королю на деле, взбредет однажды в голову стать королем и по званию, ему надо будет всего лишь повернуть своих трубачей к столице и скомандовать: «Вперед! Проглотим одним глотком Париж вместе с Генрихом Валуа и Лувром». И они это сделают, мошенники, я их знаю.