Графиня де Монсоро

Дюма-отец Александр

– Ну и ну! – сказал Сен-Люк. – Подставляйте кошелек, мой милый.

– Но, сударыня, – возразил Бюсси голосом, дрожащим от любви, – есть жертвы, которые…

– Ни слова больше. Признайтесь, что вы уже не любите Диану, так будет достойнее для благородного человека.

При одной мысли об этом Бюсси побелел.

– Вы не осмеливаетесь сказать ей. Что ж, тогда я скажу сама.

– Сударыня, сударыня!

– Вы очень забавны, все вы, с вашими жертвами. А мы разве не приносим жертв? Как! Подвергаясь опасности быть зверски убитой этим тигром Монсоро, сохранить все супружеские права для любимого, проявив такие силу и волю, на которые были бы не способны даже Самсон [161]

и Ганнибал; укротить это злобное детище Марса и впрячь его в колесницу господина триумфатора, это ли не геройство? О, клянусь вам, Диана просто великолепна, я бы и четверти того не смогла совершить, что она делает каждый день.

161

Самсон – библейский персонаж, необычайная сила которого, вошедшая в пословицу, была в его волосах.

– Спасибо, – сказал Сен-Люк с таким благоговейным поклоном, что Жанна залилась смехом.

Бюсси был в нерешительности.

– И он еще думает! – воскликнула Жанна. – Он не падает на колени, не говорит «mea culpa»!

– Вы правы, – сказал Бюсси, – я всего лишь мужчина, то есть существо несовершенное, стоящее ниже любой самой обыкновенной женщины.

– Радостно сознавать, – сказала Жанна, – что я вас убедила.

– Что мне делать? Приказывайте.

– Отправляйтесь сейчас же с визитом.

– К господину де Монсоро?

– Да что вы! Разве об этом речь? К Диане.

– Но, мне кажется, они не расстаются.

– Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве возле нее не было все время той большой обезьяны, которая кусала вас из чувства ревности?

Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру. Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям.

– Сударыня, – сказал наконец Бюсси, – я отправляюсь к господину де Монсоро. Прощайте.

И на этом они расстались. Предварительно Бюсси посоветовал Сен-Люку не говорить никому о том, что он вызвал миньонов сразиться с ним.

Затем он отправился к господину де Монсоро, которого застал в постели.

Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями.

Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель, как его рана затянется.

Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие.

Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном на него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля и кислых физиономиях миньонов.

Бюсси так и сказал: «кислые физиономии». Диана только посмеялась его словам.

Монсоро при этих известиях задумался, попросил Бюсси наклониться и шепнул ему на ухо:

– У герцога есть еще и другие замыслы, правда?

– Должно быть, – ответил Бюсси.

– Поверьте мне, – сказал Монсоро, – не компрометируйте себя ради этого подлого человека. Я знаю его. Он вероломен. Ручаюсь вам, что он никогда не остановится перед изменой.

– Я знаю, – ответил Бюсси с улыбкой, напомнившей графу об обстоятельствах, при которых сам Бюсси пострадал от измены герцога.

– Видите ли, – сказал Монсоро, – вы мой друг, поэтому я и хочу вас предостеречь. И еще: всякий раз, когда вы попадете в затруднительное положение, обращайтесь ко мне за советом.

– Сударь, сударь! После перевязки надо спать, – вмешался Реми. – Давайте-ка заснем.

– Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте немного с госпожой де Монсоро, – сказал граф. – Говорят, что в нынешнем году сад просто чудесен.

– Повинуюсь, – ответил Бюсси.

Глава XXXIX

Предосторожности господина де Монсоро

Сен-Люк

был прав, Жанна была права. Через восемь дней Бюсси это понял и воздал должное их мудрости.

Уподобиться героям древних времен – значит стать на века идеалом величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя в старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого он перестал числить среди своих любимых авторов с тех пор, как поддался разлагающему влиянию любви, Бюсси, прекрасный, как Алкивиад, [162] заботился теперь только о настоящем и не проявлял более никакого пристрастия к жизнеописаниям Сципиона или Баярда в дни их воздержания.

162

…прекрасный, как Алкивиад … – Алкивиад (450–404 гг. до н. э.), афинский полководец и политический деятель, отличался, по сообщениям Платона и Плутарха, необыкновенно привлекательной внешностью.

Диана была проще, естественней, как теперь говорят. Она жила, повинуясь двум инстинктивным стремлениям, которые мизантроп Фигаро считал врожденными у рода человеческого: стремлению любить и стремлению обманывать. Ей даже и в голову не приходило возводить до философских умозрений свое мнение о том, что Шаррон [163] и Монтень [164] называют честностью.

Любить Бюсси – в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси – в этом состояла ее мораль! Вздрагивать всем телом при простом легком прикосновении его руки – в этом заключалась ее метафизика.

163

Шаррон Пьер (1541–1603) – французский философ и теолог, придерживавшийся идей своего друга Монтеня.

164

Монтень Мишель (1533–1592) – французский писатель и философ. Учение Монтеня, изложенное в его основном труде – «Опытах», – прогрессивно и отличается рационализмом.

Господин де Монсоро – прошло уже пятнадцать дней с тех пор, как с ним случилось несчастье, – господин де Монсоро, говорим мы, чувствовал себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря холодным примочкам – новому средству, которое случай или, скорее, Провидение открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него обрушилась новая беда: граф узнал, что в Париж только что прибыл монсеньор герцог Анжуйский вместе с вдовствующей королевой и своими анжуйцами.

Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился к нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать, как он себя чувствует. Невозможно закрыть двери перед королевским высочеством, которое дает вам доказательство столь нежного внимания. Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а герцог Анжуйский был весьма мил с главным ловчим и в особенности с его супругой.

Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла.

После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы уже сказали, он перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у него был весьма довольный, и Диана угадала по его улыбке, что он замышляет какую-то хитрость.

Но все это относится к частной истории семейства Монсоро.

Возвратимся лучше к прибытию герцога Анжуйского в Париж, принадлежащему к эпической части нашей книги.