Графиня Де Шарни
Шрифт:
– Значит, вам нужно взять инструменты.
– Зачем?
– Чтобы отпереть шкаф.
Гамен достал из кармана новехонький ключ.
– А это что? – спросил он.
– Ключ.
– Ключ от шкафа, который я сделал по памяти; я его тогда хорошо запомнил, подозревая, что придет день…
– Этот человек – большой мошенник! – шепнула мужу г-жа Ролан.
– Так ты думаешь?.. – с сомнением начал он.
– Я Думаю, что ради правды мы в нашем положении не имеем права отказываться ни от чего, что посылает нам судьба.
– Вот он! Вот он! – весь сияя, кричал Гамен, размахивая ключом.
– И
– С первого же раза, я в этом уверен! – отозвался Гамен. – Не за красивые же глаза меня зовут мастером мастеров и всеобщим учителем!
– Карета гражданина министра подана, – доложил секретарь.
– Мне ехать с вами? – спросила г-жа Ролан.
– Разумеется! Если там есть бумаги, тебе я их и доверю; честнее тебя человека нет!
Обернувшись к Гамену, Ролан пригласил:
– Едемте, друг мой.
Гамен пошел вслед за супругами, ворча на ходу сквозь зубы:
– Я же сказал, что отплачу тебе за это, господин Капет?
Это? Что такое это? А все то доброе, что сделал ему король.
Глава 19.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПРУССАКОВ
Пока карета гражданина Ролана катится к Тюильри, пока Гамен ищет скрытую в стене панель, пока выкованный по памяти ключ с невероятной легкостью отпирает железный шкаф; пока сейф открывает взглядам присутствующих доверенный его недрам роковой клад, который, несмотря на отсутствие некоторых бумаг, переданных г-же Кампан самим королем, окажет столь страшное влияние на судьбу узников Тампля; пока Ролан уносит эти бумаги к себе, перечитывает их одну за другой, делает пометки, раскладывает, нумерует, безуспешно пытаясь найти в них следы взяточничества Дантона, о котором ему не раз доносили, – мы с вами посмотрим, чем занят бывший министр юстиции.
Мы говорим бывший министр юстиции, потому что как только был учрежден Конвент, Дантон поспешил подать в отставку.
Он поднялся на трибуну и заявил:
– Прежде чем высказать свое мнение по поводу декрета, который должен принять Конвент, я позволю себе передать ему полномочия, которыми наделило меня Законодательное собрание. Я получил назначение в грохоте пушек; сейчас соединение армий уже позади, объединение народных представителей – тоже. Я являюсь теперь лишь посланцем народа, и в качестве такового я и хочу говорить.
К словам: «Соединение армий уже позади» Дантон мог бы прибавить: «А пруссаки разбиты»; потому что он произнес эти слова 21 сентября, а 20-го, то есть накануне, произошло сражение при Вальми, однако Дантон этого не знал.
Он лишь сказал:
– Давайте развеем эти пустые призраки диктатуры, которыми хотели запугать народ; давайте заявим, что нет другой конституции, кроме той, что была принята народом. До сих пор народ возбуждали: необходимо было пробудить его для борьбы с тираном; пускай же теперь законы с той же суровостью будут наказывать тех, кто их нарушит, как суров был народ к тирании! Пусть они будут беспощадны ко всем преступникам! Откажемся от всяких крайностей! Объявим любую земельную и промышленную собственность священной!
Дантон со свойственной ему ловкостью несколькими словами рассеивал
Дантон понял это; он понял, что хорошо бы успокоить не только тех, кто стал собственником вчера, но и тех, кто только собирался им стать; ведь великая идея Революции заключалась в следующем: «Все французы должны стать имущими; собственность не всегда облагораживает человека, но она помогает ему приобрести чувство собственного достоинства, которое приходит вместе с независимостью».
Таким образом, гений Революции целиком выражался в нескольких словах Дантона:
«Откажемся от всяческих крайностей. Объявим любую собственность священной, то есть: человек имеет право распоряжаться собой по собственному усмотрению; имеющий цель человек получает право пользоваться плодами своей свободной деятельности!»
И кто же это сказал? Человек, участвовавший в событиях 20 июня, 10 августа и 2 сентября, – этот повелитель бурь, ставший капитаном и бросивший в море два якоря национального спасения: свободу и собственность.
Жиронда не поняла: честная Жиронда испытывала инстинктивное отвращение к.., как бы поточнее выразиться.., к доступному Дантону; читатели уже видели, как она отказала ему в диктатуре в тот самый момент, когда он хотел предотвратить бойню.
Один из жирондистов поднялся и, вместо того чтобы аплодисментами встретить слова гениального человека, только что определившего два величайших опасения Франции и постаравшегося успокоить народ, крикнул Дантону:
– Тот, кто пытается освятить собственность, порочит ее; касаться ее, пусть даже для того, чтобы утвердить, значит – поколебать святость, собственности. Собственность первична по отношению к любому закону!
Конвент принял два декрета:
«Конституция может иметь силу только в том случае, если она принята народом».
«Личная безопасность граждан, а также их собственность находятся под охраной нации».
Это было так и не так; в политике нет ничего страшнее недоговоренностей.
Кроме того, отставка Дантона была принята.
Но человек, который счел себя достаточно сильным, чтобы взять на себя ответственность за 2 сентября, то есть за террор в Париже, за ненависть провинции, за проклятие заграницы, человек этот, вне всякого сомнения, обладал силой!
Действительно, он держал в своих руках дипломатию, войну и полицию; Дюмурье, а стало быть, и армия тоже находились в его подчинения.
Новость о победе при Вальин облетела Париж в явилась причиной величайшей радости; она расценивалась гораздо выше, чем на самом деле того заслуживала.