Графиня Де Шарни
Шрифт:
Спустя десять минут она уже стояла на мостике, где Питу нашел ее лежавшей без чувств в тот вечер, когда Изидор ускакал в Париж.
– Питу! – решительно заговорила она. – Дальше я не пойду!
– О мадмуазель Катрин! – взмолился он. – Ну, хоть до дуплистой ивы!..
Это была та самая ива, где Питу оставлял письма Изидора.
Катрин вздохнула и продолжала путь. Когда они подошли к иве, она взмолилась!
– Давайте вернемся!
Питу
– Еще двадцать шагов, мадмуазель Катрин, больше ни о чем я вас не прошу!
– Ах, Питу! – прошептала Катрин; в ее голосе послышались упрек и, вместе с тем, такое страдание, что Пи-ту замер на месте.
– О мадмуазель! – воскликнул он. – А я-то надеялся доставить вам удовольствие!..
– Вы думали, Питу, что мне будет приятно снова увидеть ферму, на которой я выросла, которая принадлежала моим родителям, которая должна была бы принадлежать и мне, а теперь продана и является собственностью чужака, чье имя мне даже не известно.
– Мадмуазель Катрин, еще двадцать шагов; я ни о чем больше вас не прошу!
Через двадцать шагов они повернули за угол и оказались перед главными воротами фермы.
У ворот столпились все прежние наемные работники фермы, пахари, конюхи, скотницы, а впереди всех стоял папаша Клуи.
Все были с цветами.
– А-а, понимаю, – проговорила Катрин. – Пока не приехал новый владелец, вы решили сводить меня сюда в последний раз, чтобы попрощаться с моими бывшими работниками… Спасибо, Питу!
Оставив мужа и сына, она пошла навстречу этим славным людям; они ее окружили и увлекли в самую большую комнату фермы.
Питу поднял маленького Изидора на руки – малыш по-прежнему крепко сжимал бумаги – и пошел вслед за Катрин.
Молодая женщина сидела посреди комнаты, протирая глаза, словно желая поскорее проснуться.
– Богом заклинаю вас, Питу, – срывающимся голосом пролепетала она, затравленно озираясь, – что они говорят?.. Друг мой, я ничего не понимаю из того, что они мне тут наговорили!
– Может быть, бумаги, которые передаст вам наш сын, помогут вам понять, в чем дело, дорогая Катрин! – заметил Питу.
И он подтолкнул Изидора к матери.
Катрин взяла бумаги из рук малыша.
– Читайте, Катрин, – попросил Питу.
Катрин развернула наугад одну из бумаг и прочла:
«Подтверждаю, что замок Бурсон и прилегающие к нему земли были куплены и оплачены мною вчера
Подпись: Де Лонпре,
Мэр Виллер-Котре».
– Что это значит, Питу? – изумилась Катрин. – Как вы догадываетесь, я ни слова из всего этого не понимаю!
– Прочтите другую бумагу, – предложил Питу. Катрин развернула другой листок и прочла:
«Подтверждаю, что ферма Писле вместе со службами были куплены и оплачены мною вчера для гражданки Анны-Катрин Бийо и что ферма Писле вместе со службами переходит в полное ее владение.
Подпись: Де Лонпре,
мэр Виллер-Котре».
– Ради Бога, скажите мне, что все это значит, или я сойду с ума! – вскричала Катрин.
– Это значит, – отвечал Питу, – что благодаря тысяче пятистам пятидесяти луидорам, найденным мною третьего дня в старом кресле моей тетушки Анжелики, том самом, которое я разломал на дрова, чтобы вы согрелись, когда вернетесь с кладбища, земли и замок Бурсон не уйдут из семьи Шарни, а ферма и земли Писле будут принадлежать семейству Бийо.
И Питу подробно рассказал Катрин то, о чем мы уже поведали нашим читателям.
– И вы могли сжечь старое кресло, дорогой Питу, когда у вас была тысяча пятьсот пятьдесят луидоров?!
– Катрин! – отвечал Питу, – ведь вы должны были вот-вот вернуться; вам пришлось бы ждать, пока я принесу дрова и затоплю камин, и вы бы совсем замерзли.
Катрин распахнула объятия; Питу подтолкнул к Катрин маленького Изидора.
– И ты тоже, ты тоже, дорогой Питу! – промолвила Катрин.
И Катрин разом прижала к себе сына и мужа.
– О Господи! – пробормотал Питу, задохнувшись от радости и в то же время уронив последнюю слезу о судьбе старой девы. – Как подумаю, что она умерла от голода и холода!.. Бедная тетушка Анжелика!
– Могу поклясться, – С добродушной миной воскликнул толстый извозчик, обращаясь к свеженькой прелестной скотнице и указывая ей на Питу и Катрин, – что этим двоим такая смерть не грозит!