Графиня Рудольштадт
Шрифт:
Вместо того чтобы развеселить Консуэло, это милое вступление сильно встревожило ее. С тех пор как она тайно нарушала королевскую волю, выслушивая откровенные признания принцессы Амалии, певица уже не могла с прежней смелой прямотой беседовать с инквизитором – королем. Отныне следовало обходиться с ним осторожно, быть может, льстить ему, стараться с помощью искусного кокетства отвращать его подозрения. Консуэло чувствовала, что эта роль не по ней, что она сыграет ее плохо, особенно в том случае, если Фридрих действительно питал к ней склонность, как утверждали при дворе, где слово любовь применительно
– Что это значит? – резко спросил он, хмуря брови. – Вы не в духе? Или нездоровы? Почему вы назвали меня «государь»? Быть может, мой визит помешал любовному свиданию?
– Нет, государь, – ответила молодая девушка, вновь обретая спокойствие искренности, – у меня нет ни свиданий, ни любви.
– Прекрасно! Впрочем, если бы даже и так – какое мне дело! Я потребовал бы от вас лишь одного – чтобы вы сознались мне в этом.
– Созналась? Очевидно, господин капитан хотел сказать – чтобы я доверилась ему?
– Объясните, в чем тут различие.
– Думаю, что вы, господин капитан, и сами знаете, в чем.
– Допустим. Но знать – еще не значит получить ответ. Если вы влюбитесь, я бы хотел узнать об этом.
– Не понимаю, зачем?
– В самом деле, не понимаете? Посмотрите мне в глаза. У вас сегодня какой-то рассеянный взгляд.
– Господин капитан, вы, кажется, подражаете королю. Говорят, что при допросе обвиняемого он пристально смотрит ему в глаза. Поверьте, такие приемы дозволены ему одному. Впрочем, если бы он пришел с тем же ко мне, я бы попросила его вернуться к своим делам.
– Вот как! Вы бы сказали ему: «Идите прочь, государь»?
– А почему бы и нет? Место короля на коне или на троне, а, если бы ему вздумалось навестить меня, я была бы вправе отказаться терпеть его дурное настроение.
– Согласен. Но вы так и не ответили мне. Вы не хотите избрать меня поверенным ваших будущих любовных приключений?
– У меня не может быть любовных приключений, барон, я уже не раз повторяла вам это.
– Да, в шутку, потому что я и спрашивал вас в шутку. Ну, а если сейчас я говорю серьезно?
– Я отвечу то же самое.
– Знаете, вы странная особа.
– Но почему же?
– Потому что вы единственная актриса, которая не занимается ни любовью, ни флиртом.
– Вы дурного мнения об актрисах, капитан.
– Нет! Я знавал и добродетельных актрис, но все они стремились к выгодному замужеству, а вы… уж и не знаю, о чем думаете вы.
– Я думаю о том, что вечером мне предстоит петь.
– Так вы живете сегодняшним днем?
– Да, теперь я живу так, а не иначе.
– Значит, не всегда было так?
– Нет, капитан.
– Вы любили?
– Да, капитан.
– Серьезно?
– Да.
– И долго?
– Да.
– А что случилось с вашим возлюбленным?
– Он умер!
– Но вы не утешились?
– Нет.
– О, вы еще утешитесь.
– Боюсь, что нет.
– Странно. Так вы не думаете выходить замуж?
– Никогда.
– И
– Никогда.
– И даже не заведете себе друга?
– Даже друга – в том значении, какое придают этому слову прекрасные дамы.
– Полноте! Если вы поедете в Париж и король Людовик Пятнадцатый, этот галантный кавалер…
– Я не люблю королей, капитан, и особенно не терплю королей галантных.
– Ага, понимаю, вы предпочитаете пажей. Например, такого красивого кавалера, как Тренк!
– Я никогда не обращала внимания на его наружность.
– И тем не менее сохранили с ним какие-то отношения!
– Будь это так, наши отношения носили бы характер чистой и незапятнанной дружбы.
– Значит, вы признаетесь, что эти отношения существуют?
– Этого я не сказала, – ответила Консуэло, испугавшись, что может выдать принцессу.
– Так вы отрицаете это?
– Если бы эти отношения существовали, у меня бы не было причин отрицать их. Но почему капитан Крейц расспрашивает меня так упорно? Неужели это может его интересовать?
– Очевидно, это интересует короля, – ответил Фридрих, снимая шляпу и резким движением нахлобучивая ее на белую мраморную голову Полигимнии, [95] чей античный бюст украшал одну из консолей.
95
Полигимния – одна из девяти муз, покровительница танцев и пантомим.
– Если бы меня удостоил своим посещением король, – сказала Консуэло, превозмогая овладевший ею страх, – я бы решила, что ему угодно послушать музыку, и села бы за клавесин, чтобы спеть ему арию из «Покинутой Ариадны». [96]
– Король не любит, когда предвосхищают его желания. Он желает, чтобы ему отвечали на вопрос определенно и ясно. Что вы делали сегодня ночью в королевском дворце? Видите ли, раз вы ходите к нему во дворец в неурочное время и без его позволения, значит, и он вправе вести себя у вас в доме как хозяин.
96
«Покинутая Ариадна». – Имя автора этой оперы установить не удалось. Комментаторы французского издания «Графини Рудольштадт» (Париж, 1959) полагают, что речь идет об опере И. Бенды «Ариадна на Наксосе», которую Стендаль в «Письмах о Гайдне» называл «Покинутой Ариадной».
Консуэло затрепетала, но, к счастью, присутствие духа всегда словно чудом спасало ее от многих опасностей. Она вспомнила, что Фридриху нередко случалось прибегать ко лжи, чтобы выведать правду, и что его излюбленным средством вырвать у человека признание было напасть на него врасплох. Она овладела собой и, побледнев, но все-таки улыбаясь, сказала:
– Какое странное обвинение! Не знаю, право, что и отвечать на столь экстравагантные вопросы.
– Вы стали разговорчивее, – заметил король. – Совершенно ясно, что вы лжете. Были вы этой ночью во дворце? Отвечайте – да или нет?