Графские развалины
Шрифт:
Он сделал шаг, второй, третий… – и оказался внутри. Почти внутри – остановился в нише окна (или все же двери?) – как на последнем рубеже, с которого можно повернуть обратно. И внимательно смотрел в чрево каменного монстра – словно надеялся разом увидеть там ответы на загадки последних дней.
Все внутри походило на то, что сохранилось в его воспоминаниях, и в то же время выглядело иначе. Кравцов прекрасно знал, что в детстве предметы и места кажутся всегда больше и обширнее, чем увиденные позже, глазами взрослого.
Люди смотрят и удивляются: неужели эта лужайка
Он знал это – и все равно поразился тому, как выглядели изнутри графские развалины.
Дворец казался БОЛЬШЕ ПРЕЖНЕГО.
Кравцов готов был поклясться, что мальчишкой, встав на цыпочки, мог дотянуться до свода оконной ниши, где сейчас стоял. Теперь не стал и пытаться проделать это с вымахавшим до размеров двери окошком…
Проем увеличился, разрушаясь? Сохранив ту же правильную форму?
Ерунда.
Скорее он просто перепутал вход. Хотя казалось, что в детстве они лазали именно через это отверстие. Конечно, перепутал, пятнадцать лет прошло все-таки… Впрочем…
Он поднял глаза. Перекрытий над головой не было, он скользил взглядом по стене второго этажа – там, как и на первом, участки с сохранившейся желтовато-белой штукатуркой чередовались с красно-черными пятнами обнажившегося кирпича. Кравцов прекрасно знал, куда надо смотреть, но не спешил перевести взгляд. Неторопливо вглядывался в надписи, сделанные краской. И старые, с трудом читаемые, и новые – эти, по всему судя, делались баллончиками-распылителями. Полезное новшество, карабкаться наверх с банкой и кистью труднее и опаснее…
Граффити оказались достаточно убористые – особо не размахнешься, стоя на крохотном уступчике и цепляясь за едва заметную выбоинку… Но на чистом месте – очень высоко, почти под гребнем – в гордом одиночестве темнели шесть больших, широко расставленных букв.
НАТАША
Изобразил их, конечно же, Динамит… Никому другому пороху на это не хватило бы, – мысленно скаламбурил Кравцов, но не улыбнулся – даже мысленно.
Сомнений у него почти не осталось. Но все же он перевел взгляд чуть левее. Там надпись была поменьше, поуже, но располагалась так же высоко.
ТАНЯ
84 г
Сделал ее Кравцов – не зря его прозвали Тарзаном. Ему было четырнадцать, а Танька стала первой девчонкой, с которой он целовался и чуть не потерял девственность – не сложилось лишь вследствие глубочайшей неопытности обоих…
Ностальгических воспоминаний надпись не вызвала. Но доказала: никакой ошибки нет. Место то самое.
Кравцов поднял голову. Полукруглый свод оконной ниши навис высоко над головой. Свод, до которого в детстве он мог дотянуться рукой. Раствор выкрошился из щелей между кирпичами – они казались почерневшими, гнилыми зубами во рту старика, готовыми в любую секунду выпасть…
Тишина терзала уши.
На секунду он пожалел, что не запасся строительной каской. Но остался стоять, где стоял, вновь переведя взгляд внутрь. Большая комната – или
Кравцов мог дать руку на отсечение – что ее, руки, раньше вполне хватало, чтобы дотянуться от его граффити до буквы «Н» в слове НАТАША. Ныне их разделяло не менее двух метров.
ДВОРЕЦ ВЫРОС.
Невидимое солнце неожиданно нашло новую прореху в тучах, руины залила давешняя желтизна – как парадная иллюминация в честь возвращения долгожданного владельца. Почему-то в этом освещении перестали быть видны валяющиеся кое-где пластиковые бутылки и пивные банки, еще какой-то мусор… Заходи, заходи, вот ты и вернулся, и здесь все готово к встрече… Заходи!!!
Он ждал меня все эти годы, понял Кравцов.
ЖДАЛ И РОС.
Спокойно, сказал Кравцов-скептик. Память – вещь менее прочная, чем кирпичные стены. Здесь все так и было. А ты просто забыл. Забыл за эти годы…
Кравцов-мистик откликнулся напряженным и звенящим внутренним голосом: уходим отсюда, немедленно уходим.
Скептик, вопреки обыкновению, не стал спорить.
Кравцов развернулся, спустился с глинисто-кирпичной насыпи и быстро пошел. Причем не кратчайшим путем к вагончику – не по тропинке, ведущей вдоль фасада. Стал проламываться сквозь молодые, в половину его роста деревца, подступающие к развалинам. Кравцову хотелось немедленно оказаться как можно дальше от этого места.
Но далеко он не ушел.
Далеко уйти ему не дали.
В мир ворвались звуки – громкие, хриплые, яростные. Кравцов не сразу понял, что это воронье карканье.
Огляделся – ворон вокруг собралось множество. Некоторые птицы сидели на ветвях старых лип, на земле, на выступах дворца. Но большей частью вороны кружились в воздухе. Прямо над головой Кравцова. И все орали.
Он остановился. Знал, что ворон здесь гнездится много – и на липах парка, и поблизости, на деревьях кладбища. Но до сих пор они вели себя достаточно незаметно.
Одна из птиц перешла в крутое пике – направленное, казалось, прямо в лицо Кравцову. Он инстинктивно пригнулся, но метрах в четырех ворона круто взмыла вверх. Через секунду вторая повторила тот же маневр. Третья оказалась наглее – пролетела совсем низко над головой, он даже почувствовал движение воздуха от крыльев.
Кравцов опустил глаза, решив подобрать несколько кирпичных обломков. Вороны – птицы умные и осторожные. Порой достаточно сделать вид, что нагибаешься за камнем, чтобы стайка встала на крыло и отлетела на безопасное расстояние.