Грамши
Шрифт:
Татьяна пишет:
«Когда приехал Карло, он сказал, что надо сделать фотографию. Тем временем пришел мой знакомый с лепщиком; их не хотели пропускать; было сказано, что все нужно было уладить заранее, что они пришли слишком рано. К счастью, все уладилось, и они приступили к делу. Прежде чем дать им уйти, от них потребовали кучу доказательств того, какие между ними взаимоотношения, и т. д. Затем пришел фотограф и был вынужден отвечать на вопросы, обращенные к нему. В полдень мы хотели войти в морг, но было распоряжение министерства, что никто не должен входить туда, никто не должен видеть тело. Мы были засыпаны вопросами — зачем снимали маску, делали снимок и пр.; мы просили разрешения на частные похороны. Мы остались, я и Карло, окруженные многочисленными агентами, все они сопровождали нас во время кремации. Власти торопили с кремацией, но останки пока нельзя было предать
Татьяна сообщала еще, что получила письмо для семейства Грамши. Письмо это было от Фабрицио Маффи — коммуниста, врача, старика уже. Маффи был долгие годы в ссылке, лечил местных крестьян — они считали его святым: когда Маффи увозили в тюрьму, все население высыпало провожать его, а приходский священник публично благословил его, коммуниста. Это была антифашистская демонстрация, хотя и немая: без лозунгов и возгласов. Фабрицио Маффи писал, что хочет сделать что-нибудь в память о Грамши.
Так завершилось земное существование смертного человека Антонио Грамши. Но бессмертная его слава была еще впереди. До краха Муссолини оставалось немногим более шести лет. До окончательного низвержения фашизма — около восьми. Доктор Фабрицио Маффи (а он был почти на четверть века старше Антонио Грамши) дожил до ликвидации фашизма. Маффи умер сенатором Итальянской республики. Он и другие коммунисты Италии сделали в память Грамши все, что могли. Они сохранили и выпустили в свет сочинения Грамши, его великое творческое наследие. Но произошло все это не сразу и не в один день. Истории «Тюремных тетрадей» Антонио Грамши и будет посвящена следующая глава.
О «ТЮРЕМНЫХ ТЕТРАДЯХ»
Эти рукописи могли и вовсе не увидеть света и остаться погребенными в архивах тюремного ведомства. К великому счастью, так не случилось. Татьяне Шухт удалось, обманув бдительность полиции, выкрасть эти тетради сразу же после кончины Антонио Грамши. Она рассказывала об этом сестрам, вернувшись в Советский Союз, а она вернулась на Родину в год смерти Антонио, вскоре после его кончины. Спасение рукописей Грамши — поступок высокий и героический обессмертил память Татьяны Шухт (она умерла в 1943 году).
Татьяна, много лет прожившая в Италии, оставалась советской подданной, Пьеро Сраффа был подданным Великобритании. Это в известной мере облегчало им возможность получения свиданий с Грамши — с иностранцами фашистские чиновники не решались обращаться некорректно.
Рукописи Грамши были в 1937 году привезены в Советский Союз и в течение нескольких лет хранились в советских архивах. Затем, уже после второй мировой войны, «Тюремные тетради» вернулись в Италию. Центральный Комитет Итальянской коммунистической партии назначил специальную комиссию по подготовке к печати этих бесценных рукописей.
Вот мы говорим «Тюремные тетради»… Мы привыкли к этому названию. Но это и в самом деле были именно тетради — куадерни. И этих тетрадей было ровно тридцать две. У Грамши был чрезвычайно четкий и удобочитаемый почерк, но стремление уместить на каждой странице елико возможно большее количество текста заставляло его писать крайне мелко — лепить буковку к буковке. Для того чтобы прочесть рукописи Грамши, составителям его собрания сочинений пришлось вооружиться лупой.
По всей вероятности, в тюрьме Тури ди Бари была заполнена двадцать одна тетрадь. Об этом свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что на каждой странице этих тетрадей имеется печать тюрьмы в Тури. Но есть еще одиннадцать тетрадей. Страницы их не проштемпелеваны, а сами тетради не датированы. Они, почти несомненно, относятся к периоду, последовавшему за переводом в Формию (а может быть, какая нибудь из них заполнена даже в период пребывания в «Квисисане», но на этот счет никаких определенных данных пока не имеется).
Во всех тетрадях в общей сложности 2848 страниц. При расшифровке это составило 4000 страниц машинописи, или сто шестьдесят печатных листов — целое собрание сочинений в 10–12 томов солидного объема.
Тетради, возникшие в Тури, — это целый конгломерат заметок и исследований. Здесь нет особой заботы об их формальном единстве и цельности. Видимо, Грамши записывал свои мысли так и в той форме, в какой они явились его умственному взору,
А затем приходит очередь тетрадей второй
Антонио Грамши не рассматривал свои «Тетради» как некий завершенный труд. Он считал записи, помещенные в них, лишь «основным материалом для ряда будущих основополагающих очерков». Еще 8 февраля 1929 года в тетради первой Грамши сформулировал первоначальный план своей работы. Некоторые положения этого первого плана были расширены и развернуты во втором плане, относящемся к 1932 году; он настолько интересен, что хочется привести его почти полностью:
«Предварительный характер этих заметок и замечаний как записок „для памяти“. Они могут составить основу для отдельных очерков, а не для органического труда синтетического характера. В них нет подразделения на основную часть изложения и второстепенные подробности, на „текст“ и то, что должно поместиться в подстрочных примечаниях; они содержат отчасти утверждения еще не подтвержденные, утверждения, которые можно было бы назвать „вступительно-приблизительными“, в ходе дальнейших исследований они могут быть отвергнуты или же может оказаться, что верными являются как раз утверждения диаметрально противоположные. По вышеупомянутым причинам нельзя ставить им в укор расплывчатости и неопределенности обозначения темы; в действительности у меня нет ни малейшего намерения создавать туманный сборник исследований об интеллигенции или какую-либо энциклопедическую компиляцию, которая могла бы заполнить собой всевозможные „пробелы“.
Основные положения — Общее вступление — Развитие итальянской интеллигенции до 1870 года: отдельные периоды — Народная литература романов-приложений — Фольклор и здравый смысл — Проблема литературного языка и диалектов — Потомство отца Брешиани — Реформация и Возрождение — Макиавелли — Школа и просвещение — Роль Б. Кроче в итальянской культуре в эпоху до первой мировой войны. Рисорджименто и партия Действия — Уго Фосколо и формирование национальной риторики — Итальянский театр — История Католического Действия — Католики интегралисты, иезуиты, модернисты — Средневековая община, экономически-корпоративная фаза государства — Космополитическая роль итальянской интеллигенции до XVIII века — Реакция на отсутствие национально-народных черт в итальянской культуре: футуристы — Единая школа и ее значение для всей организации национальной культуры — „Лорианизм“ как одна из характерных черт итальянской интеллигенции — отсутствие якобинства в итальянском Рисорджименто — Макиавелли как техник политики и интегральный политик».
Что и говорить, программа очень и очень широкая и увлекательная!
Тетради подлежали просмотру, заключенный должен был представлять их в дирекцию тюрьмы. Тюремная администрация едва ли была особенно сильна в вопросах философского и исторического порядка. Но определенные имена и термины могли броситься ей в глаза и настроить ее на более бдительный лад, поэтому терминология «Тетрадей» порой нарочито туманна.
Например, в «Тюремных тетрадях» Грамши много пишет о некоей «Философии практики». Что же это такое? Под этим термином-псевдонимом Грамши подразумевает марксизм; видимо, напиши он, так сказать, открытым текстом — марксизм, и тетради его стали бы рассматриваться как нечто подрывное и государственно опасное.
Несмотря на некоторую сложность стиля изложения, во многих случаях мы должны будем дать слово самому Антонио, чтобы читатель смог — в оригинале, а не в пересказе — ощутить всю великолепную диалектику, столь органически присущую всему его творчеству. Эта великолепная диалектика мысли не могла не отразиться и на чисто внешней, стилистической форме сочинений Грамши. Грамши-писатель не гнался за внешней красивостью. Но сложность и утонченность мысли не могла не повлечь за собой и известной формальной усложненности. Нужно учесть еще дополнительную усложненность перевода, ибо за ряд синтаксических построений ответственность должна быть возложена уже не на автора, а на его иноязычных истолкователей. Но и при учете всех этих факторов, неизбежно затрудняющих чтение, Грамши стоит читать в его подлинном виде, и, отчасти из этих соображений, пишущий эти строки не скупится на цитаты. Стиль — это человек, это уже давно стало общим местом, и то, что человек написал сам, хотя бы и не о себе самом, характеризует его, быть может, гораздо полнее и глубже, чем самая филигранная романизированная биография…