Грань добра. Сборник рассказов
Шрифт:
…
– Я не знаю, Марьюшка, есть ли там жизнь после смерти, но, если есть, я тебя всегда буду искать. Года. Века. И найду тебя, любимая.
– Я всегда тебя буду ждать, Ванечка, – Марья прижалась покрепче, – сокол мой ясный, любимый мой. Всегда.
Река со вздохом приняла влюбленных и сразу потянула в глубокую темную бездну. Холодный кипяток ворвался, разрывая на сотни льдинок легкие. Где-то вверху, на поверхности воды, ущербный месяц смеялся серебром на ледяной ряби воды.
…
– Ты можешь приходить сюда, когда захочешь, я директор и скажу, что бы тебя пускали
– Кому, нам? – Иван вернулся из своих видений в реальность.
– А тут девочка приходила, как и ты, тоже весь день перед витриной с кольцами и другими украшениями простояла.
–Где? Какая девочка? – резко остановился Иван с яростной надеждой.
– Да ушла она уже, – ласково ответила директор музея, – голубоглазая такая.
Мертвый сезон
– Почему ты не сдох? Почему ты здесь, а ее нет? – Великий хан Батый с размаху ударил плетью по спине припавшего к его ногам юртчи (высокопоставленный командир в монгольской армии прим. автора), – я не погляжу, что ты важный нойон (князь, монгольск. Прим. автора) и мой тесть, – отрежу твою голову и швырну голодным псам.
– Они бросились в воду, сынок княжий, да девка его, Марья, и сразу ушли на глубину, под лед, мой хан, – Хостоврул поднял на Батыя умоляющее разбитое плетью лицо.
– Ты должен был прыгать за ней в реку и притащить ее мне, даже мертвой. И этого княжеского сынка тоже. И все бы увидели, как наказывает Великий хан, даже мертвых. А теперь любой будет думать, что сможет не выполнить желание хана и освободиться через смерть. Я мог бы взять дань с рязанского князя втройне, против назначенной, за одну мертвую девку, и завтра пойти дальше. А теперь мне нужно будет брать осадой этот город, что бы не потерять лицо, – Батый в злобе с размаху ударил по доске чатуранга, стоявшей на небольшом столике (старинные индийские шахматы, играли четыре игрока прим. автора) и фигуры посыпались на пол юрты, – и время уйдет. Наступит мертвый сезон.
Хан наклонился, схватил Хостоврула за горло и вгляделся в его глаза.
– Не дрожи, не убью пока – оскалился Батый, видя страх подчиненного, – сделаем так…
…
Ночной октябрьский заморозок и метель к утру утихли. Накрыв ледяной коркой поля и тропинки, мокрый снег ухватил пронзительный ночной ветер за горло своими влажными руками, медленно задушил и сдался сам, уступив место липкому холодному дождю. За окном поднимался хмурый белесый рассвет. В нетопленной горнице терема было тускло и серо.
– Скажешь, сбежала Марья, не углядели, – князь Рязанский Юрий Ингваревич, повернул усталое лицо от окна к воеводе.
Воевода Никифор Федорович, огладил бороду и понимающе кивнул.
– А ты, Ерофей, – князь повернулся к купцу, – пообещаешь за то, еще собрать серебра и привезти хану, – задача наша, други, – задержать как можно дольше Батыя у наших ворот. Идет мертвый сезон.
– А погода-то тут при чем? – расширил глаза купец.
– Вот ты, вроде, знатный торговец, Ерошка,
– А как не дойдет?– закудахтал купец.
– Дойдет. Лучшего жеребца ему дал. Невестушка его, Марья, тож с ним. Дойдет. Непременно дойдет.
…
– Эй, князь, – Хостоврул, подбоченясь, сидел на лошади перед закрытыми воротами города.
– Где мои люди? – князь выглянул со стены.
– А погостят еще, понравилось им, – крикнул посланец Батыя, прикрывая оторочкой мехового малахая (меховая шапка с лисьим хвостом прим. автора) свежие шрамы на лице, – Великий хан добрый, прощает тебе Марью. Привезешь все свое серебро из казны. Дашь дружину свою в войско хану, да баб пять десятков, для работ кухонных. Тогда и людей своих обратно получишь, и город твой нетронутым останется. Мало-мало думай. Завтра в полдень за данью приду. Готовь все.
…
– Други мои, люд честной, – князь оглядел народ, собравшийся на вече на большой площади перед теремом, – беда пришла великая. Царь безбожный, Батый, пришел Русь-матушку воевать. Сами видали – стал войском перед городом нашим родным. Что бы город не рушить – дружину нашу требует, да баб ему в полон. Но вечор, послал я сына своего к князю Новгородскому, за помощью. Задержать можем супостата перед воротами городскими, а там, глядишь, и богатыри новгородские подоспеют. Всем миром и одолеем басурмана. Что делать? Город сдавать али ворога воевать? Совета прошу. Решайте.
Над площадью повисла тягостная тишина. Было слышно карканье ворон у скотного двора. С серого низкого неба лил, не переставая, мерзкий моросящий дождь.
– А что думать то, – вышел вперед Никола-кузнец, – не бывать тому, что б дружина русская, да за басурманов билась, а бабы наши ворога обхаживали да обихаживали. Свободной Русь всегда была, свободной и будет. За то живота своего не пожалеем. С тобой рядом на стену станем, княже.
…
Ерошка-купец в ужасе забился в уголок юрты. Выпученными глазами глядел он на то, что осталось от воеводы.
– Ай, я много-много плохой, – обхватил свою голову руками Хостоврул, – ой, горе мне. Умер воевода княжеский, и дня под пытками не протянул. Ай, Великий хан меня наказывать будет. Ай, ай, что мне делать?
Хостоврул схватил ослабевшего купца за грудки.
– Тебе не подарю легкую смерть, вот, сколько пальцев на руке – столько дней тебя буду резать. Мясо твое кусочками отрезать стану, да тебя же им и буду кормить. Кожу твою полосами спущу – вишь, как на воеводе?
– Не убивай, – купец бросился лобызать грязные сапоги Хостоврула, – я все серебро соберу, князя дружину дать уговорю и завтра все привезу.