«Гран-При» для убийцы

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Что вы можете о нем сказать?

– Парень как парень, – пожал плечами Гулиев.

– А почему он подал заявление?

– Не знаю, – коротко буркнул Гулиев, явно не собираясь развивать эту тему.

– Вы что-нибудь о нем сказать можете?

– Нет.

– Как он работал?

– Нормально, – односложно отвечал начальник смены.

– Ну хоть что-то вы можете сказать? – разозлился Касумов.

– Послушайте, – поднял на него глаза Гулиев, – у меня еще пять рейсов, полторы тысячи пассажиров. Почему вы думаете, что меня должен интересовать какой-то водитель

грузовика?

– Но он работал в вашу смену.

– Я не был тогда начальником смены, – с раздражением заявил Гулиев, – я всегда был только заместителем.

– А кто был вашим начальником?

– Он уволился. Это не имеет никакого отношения к делу.

– Давно?

– Достаточно давно.

– И вы больше ничего не можете сказать об Ахмедове?

– Больше ничего. Я могу идти? – попытался подняться начальник смены.

– Нет, – отрезал Касумов. – На его заявлении вы поставили свою визу, что не возражаете против ухода. Почему вы решили его уволить?

– Он сам захотел. Вы же читали его заявление.

– Как вы думаете, он способен на убийство?

– Нет, конечно, – усмехнулся Гулиев, – абсолютно точно не способен. Он, по-моему, был еще и дезертиром, хотя все время это скрывал.

– У него были друзья?

– Меня мало волнуют личные проблемы наших водителей, – холодно парировал Гулиев.

– Но почему он ушел? – настаивал Касумов. – Он ведь был беженец, наверное, с большим трудом к вам устроился, взятку давал, чтобы работать. И через полгода ушел. Почему?

– Вы сами ответили на вопрос, – загадочно улыбнулся Гулиев, – раз взятку давал, откуда у него деньги? Значит, был покровитель, который за него поручился или заплатил. А когда покровитель ушел, то и водитель должен уходить.

– Вы знали имя этого «покровителя»?

– Может, и знал, – пожал плечами начальник смены.

– Не нужно так говорить, Гулиев, – поморщился Касумов, – у меня не меньше работы, чем у вас. Мне нужно поскорее найти этого парня, пока его не убили и пока его сообщники не натворили других бед.

– У нас свои порядки, – угрюмо признался Гулиев, – мы не любим, когда МНБ лезет в наши дела.

– Мы не собираемся лезть в ваши дела, – примирительно произнес Касумов, – но нам нужно знать некоторые подробности. Кто помогал Шарифу Ахмедову устроиться на работу в таможню? Вы помните?

– Помню, наверное, – мрачно кивнул Гулиев.

– Кто?

– Кажется, Ильяс Мансимов, но он уже у нас не работает.

– Когда он уволен?

– Тогда и уволился. Когда ушел Ахмедов.

– Они ушли вместе? – понял наконец Касумов.

– Практически, да.

– Он был его «покровителем»?

– Отчасти.

– Это он помогал устроиться Ахмедову на работу в таможню?

– Думаю, что да.

– И водитель уволился сразу после увольнения Мансимова?

– Не помню точно, но, по-моему, на следующий день.

Касумов достал носовой платок, вытер лицо. Он впервые за день почувствовал, что удача забрезжила на горизонте.

– Они были друзьями?

– Они были земляками, – усмехнулся Гулиев, – оба были «еразы».

Эта отвратительная кличка

была придумана для беженцев, в Баку их называли «еразами», или ереванскими азербайджанцами. Разумеется, интеллигентные люди не позволяли себе применение подобных выражений, но остальные с удовольствием их употребляли.

– Почему они ушли?

– Мансимов был не совсем чист на руку и поэтому было решено его убрать.

– А Шариф Ахмедов ушел сразу вслед за ним? – еще раз уточнил Касумов.

– Да, на следующий день. Сам пришел и написал заявление. Вообще-то он правильно сделал. В городе каждый старается в первую очередь помочь своему родственнику или земляку. Ахмедов не мог здесь оставаться после ухода Мансимова. Вот он и решил уйти с работы.

– А Мансимов работал начальником смены, – подвел итог Касумов. «Неужели Дронго был прав и в этом случае?» – с непонятным для себя изумлением, смешанным с испугом, подумал он. Его начинала пугать эта семья, в которой отец и сын словно соревновались друг с другом в скорости аналитического мышления.

– Где мне можно найти адрес Мансимова, – поднял трубку Касумов, – может, он сохранился в вашем управлении кадров?

– Может быть, – осторожно ответил Гулиев, – я точно не знаю.

– Найдите мне адрес бывшего руководителя смены Ильяса Мансимова. Он работал на таможне и был уволен примерно полгода назад, – потребовал у своих сотрудников Касумов, набрав номер отдела. – Он уволился только потому, что пришел новый председатель? – уточнил на всякий случай Касумов.

– Нет, конечно. Нельзя говорить плохо за спиной человека, но он был не очень порядочным сотрудником. Мы все, конечно, не ангелы и у всех есть семьи, но Ильяс мог обмануть своих товарищей, а это очень некрасиво. Он, например, просил нас принять груз из Москвы, пропустив его без досмотра. Клялся, что там вещи для его фирмы. А потом мы узнали, что уже вечером он привез ящики, чтобы оформить их в Германию.

– Куда? – охрипшим голосом спросил Касумов.

– В Германию. Оставил у нас три ящика. И ночью приехал, чтобы их вскрыть. Мне потом ребята рассказывали. Разве можно делать такие вещи? Ему люди груз доверили, а он его сначала оформляет, а потом приезжает, чтобы вскрыть. Так порядочные люди не поступают. Наши все его не очень любили, и он это, видимо, чувствовал. Вообще-то он все равно должен был уйти. Он ведь устроился на работу в таможню еще в девяносто третьем, когда у власти был Народный фронт. Он был их человеком, а у нас такие долго не задерживались.

– Что с ящиками? – поднялся Касумов. – Где они?

– Оформлены для отправки в Германию у нас на таможне, – удивился Гулиев, – лежат на нашем складе, если, конечно, еще не улетели в Германию.

– Что там было?

– Откуда я знаю? – удивленно спросил Гулиев, тоже поднимаясь.

– Быстрее за мной! – крикнул Касумов, выбегая из кабинета. – Нам нужно вскрыть ящики.

Гулиев бросился следом.

– Машину, – кричал Касумов, делая знаки своим сотрудникам.

Подъехав к грузовому терминалу, они ворвались на склад, где работали несколько человек.