«Гран-При» для убийцы
Шрифт:
– Нет, – засмеялся Колыванов, – с этого завода не могут. Я подам официальную заявку, но уже сейчас могу вам сказать, что компоненты, о которых я говорил, совершенно неопасны для окружающих.
– Я ничего не понимаю, – удивился Мовсаев. – Как это неопасны?
– Там делают панели для управления. Только металлические ящики, – улыбнувшись, признался Колыванов, – а всю начинку изготавливают совсем в другом месте. Пустыми металлическими ящиками можно, в лучшем случае, проломить голову одному-двум прохожим. Да и то, если они будут сильно пьяны и не смогут увернуться от такой тары.
–
– Я бы рекомендовал скорее обратить внимание на мастерскую, – посоветовал собеседник. – Там как раз хранение оружия налажено не совсем должным образом. И, конечно, на воинскую часть, откуда можно вывезти сколько угодно оружия.
– Вы думаете, террористы прилетели сюда, чтобы тащить через всю страну обычное стрелковое оружие, которое можно купить где угодно на Ближнем Востоке? – спросил Мовсаев. – Нет. Они прилетели за чем-то особенным. Пошли на такой шаг именно потому, что в этих ящиках лежало что-то такое, что им было чрезвычайно необходимо. Причем это наверняка не оружие. Это должна быть внешне нейтральная продукция, которая может спокойно пройти в случае необходимости таможенный досмотр. И которая может превратиться в оружие в руках террористов.
– Интересная задача, – кивнул Колыванов. – В таком случае, может, это действительно были наши панели. Хотя для чего они террористам, ума не приложу.
– Во всяком случае, это были не автоматы. Что это за химический комбинат, который указан в вашем списке?
– Обычный комбинат, – махнул рукой Колыванов, – кажется, там производят химические удобрения для сельхозпродукции. Ничего особенного, но предприятие в годы Советской власти тоже называлось «почтовым ящиком». На всякий случай. Сейчас это обычный комбинат, хотя и режимный.
– А воинская часть? Какая это часть?
– Кажется, штаб полка или что-то в этом роде. Точно не знаю. Но ничего особенного. Они находятся довольно далеко от города, в Нижнем Ингаше. Туда можно добраться либо на поезде, либо на вертолете. На вертолете лучше, так как от железнодорожной станции нам придется ехать еще около сорока километров. А сейчас у нас дороги просто непроходимые. Прошли сильные дожди.
– В таком случае мы полетим вертолетом, – решил Мовсаев. – Мы должны посетить все пять объектов. Если не найдем там ничего, начнем проверку остальных организаций. И если понадобится, проведем здесь неделю, две, месяц, но проверим каждое предприятие, даже школу и больницу, откуда могли уйти ящики в Москву. Если, конечно, к тому времени мы еще не будем знать, что именно лежало в этих ящиках.
– У вас мало времени?
– Очень. По нашим сведениям, террористы очень опасны. И они готовят грандиозную акцию, о которой мы ничего не знаем.
– Тогда давайте начнем, – подвинул к себе список хозяин кабинета. – И если понадобится, проверим каждую организацию. Но я по-прежнему настаиваю на том, что с этих заводов ничего не могло пропасть.
Тель-Авив. 16 апреля 1997 года
Он открыл глаза и увидел сидящего рядом отца. И улыбнулся, решив, что остался ночевать у родителей. Только затем он увидел,
– Где я? – удивленно спросил он.
– В больнице, – невозмутимо ответил отец.
Сын повел взглядом и увидел стоявший рядом с ним столик и надпись на бутылочке. Он пригляделся, пытаясь прочитать. С изумлением отметил: буквы незнакомые. И тут он вспомнил все.
– Мы в Израиле, – подтвердил отец.
– Это я понял, – откинулся на подушку Дронго. – Но что здесь делаешь ты?
– А я прилетел к сыну, – невозмутимо сказал отец, – кстати, твоя седая борода тебе совершенно не идет. Если ты захочешь встать с постели, то сможешь ее сбрить.
– Встать. – Он посмотрел на себя, опасаясь увидеть забинтованное тело. Но все было внешне в порядке. Он поднял руки, пошевелил ногами.
– Странно, я точно помню, что меня ранили, – пробормотал Дронго.
– Нет, – возразил отец, – тебе просто повезло. Ты был в арабской одежде, у тебя было небритое лицо и в руках ты держал пистолет. Тебя вполне могли застрелить, но в последний момент штурмовик специального отряда МОССАД решил выстрелить из газового пистолета. У них был приказ взять живьем Салеха Фахри, в номере которого ты, очевидно, оказался не случайно. Поэтому тебе и повезло. Если бы ты был в любом другом номере, тебя бы почти наверняка пристрелили. Во всяком случае, остальных трех террористов они пристрелили.
– А Красавчик?
– Он ушел, – ответил отец.
– Откуда ты это все знаешь? – нахмурился сын.
– Здесь два дня вместе со мной дежурит очаровательная особа, которая мне все рассказала. Между прочим, очень симпатичная, правда, она не знает русского языка и мы общались по-немецки.
– Ты знаешь немецкий? – изумился сын.
– Я же был на войне, – улыбнулся отец. – Правда, тогда я был восемнадцатилетним лейтенантом, но язык нас заставляли учить. С тех пор я немного помню.
– И ты сумел понять все, что она тебе сказала?
– Конечно, нет. Но она приходила вместе с Павлом Гурвичем, который мне переводил. Он говорил, что работает в «Сохнут», но, по-моему, он работает в несколько другом ведомстве.
– По-моему, тоже, – засмеялся Дронго. Потом, подумав немного, спросил: – Но ты ведь не летаешь на самолете? Ты уже не летал лет сорок? Как ты сумел сюда приехать?
– Когда у тебя будет сын и когда он будет постоянно пропадать в разъездах, иногда попадая в больницу или в тюрьму, и когда тебе в очередной раз сообщат, что он лежит в больнице, уверяю тебя, что ты бросишь все свои дела и помчишься туда, где будет твой сын.
– Понятно.
– Они выпишут тебя через несколько дней, – продолжал отец, – и мы можем уехать домой.
– Нет, – возразил он, глядя в потолок, – не сможем.
– Я могу узнать почему?
– Я еще не нашел Мула.
– А ты считаешь, что можешь его найти?
– Да. Я так считаю, – он повернулся на бок и посмотрел на отца, – если хочешь, я обязан его найти. И мне кажется, что я смогу это сделать.
– Приятная самоуверенность. А что тебе мешало это сделать за целый месяц?
– Я к нему подбирался.